Смертельная обида [Сборник]

– Долги плюс депрессия кого угодно доведут до ручки, – многозначительно глянул он на Гурова. – По себе знаю. А знаешь, Лев Иванович, лейтенант-то прав насчет того, что адвокат здесь вряд ли жил полноценной жизнью. Такое везде запустение, что даже странно. Из посуды только тарелка да две чашки на полке стоят. В ванной всего одно полотенце да кусок мыла. И еду ему подруга приносит. Человек вполне мог находиться в реальной депрессии… либо же жил в другом месте, а эту квартиру использовал изредка.

Гуров осмотрелся. У дальней стены стоял диван с велюровой обивкой, симметрично перетянутый дерматиновыми ремнями, делящими спинку на три ровные части. Возле одного из подлокотников валялась видавшая виды подушка в ситцевой клетчатой наволочке, в противоположной стороне, касаясь краями пола, лежал тонкий плисовый плед. Такой же точно плед Маша за копейки как-то приобрела в одном известном мебельном магазине, но дома он не прижился, и тогда Гуров с удовольствием устлал им дно багажника.

– Для такого известного и наверняка небедного парня, как Леонид Семенович, слишком уж спартанские условия для отдыха, – заметил Гуров.

– Долги и депрессия, – напомнил Стас. – Не до комфорта было.

Но Гурова диван уже не интересовал. Он искал совсем другое. И увидел за креслом кожаный коричневый портфель. Он открыл его и вытащил растрепанный ежедневник в темно-синей кожаной обложке. Его открывали и закрывали так часто, что переплет держался на соплях, а края листов приобрели желтоватый цвет и постепенно скручивались. Чернухин имел привычку записывать не только номера телефонов и имена, но каждый свой шаг, однако делал это с использованием одному ему понятной системы знаков.

– «Иль бег строй Мясницкая», – прочитал Стас, заглянув в ежедневник. «Мар Ив руб». «12 завтра у каната». Екалэмэнэ…

Гуров шагнул к журнальному столику, потом снова заглянул в ежедневник.

– Почерк сверяете, – понял Петренко.

– Именно так, – подтвердил Гуров. – Разумеется, никаких выводов делать нельзя, все решит экспертиза, но иногда подделку видно невооруженным взглядом… Черт, не в этот раз. Оба образца схожи между собой.

Стас взял у него из рук ежедневник, всмотрелся в написанное в нем и сравнил с почерком в записке.

– Записку, кажется, писал он, Лева.

– Вижу.

– И все это теперь нужно будет расшифровывать, – наставительно произнес Стас, указывая на ежедневник.

Гуров поднял голову.

– Ты позвонил? Почему наших так долго нет?

– Вот-вот будут. Поехали другой дорогой, решив, что так будет короче, а водитель только недавно работает и без навигатора шагу ступить не может.

– Тогда не будем терять время.

Квартиру осмотрели быстро, но тщательно. Выводы участкового подтвердились: Чернухин явно проживал в квартире один, никаких следов присутствия другого человека не нашлось. Зато обнаружилась-таки еда, которую принесла Мирошникова.

– Съездим сегодня к ней, послушаем, что скажет, – бросил Гуров Стасу.

В дверь позвонили. Участковый дернулся, ожидая команды открыть дверь, но Крячко остановил его.

– По времени должны быть наши, – сказал он. – Я открою.

Судебно-медицинский эксперт определил время смерти. Оказалось, что она наступила примерно в полночь прошлой ночью.

– Сейчас одиннадцать часов утра. Значит, будем считать, что он скончался примерно одиннадцать часов назад. Смерть предположительно наступила от удара ножом в область сердца. Насчет версии самоубийства ничего сказать не могу – не моя это компетенция.

– Подождем результатов вскрытия, что же делать… – сказал Гуров.

– Вот-вот, подождем, – заключил эксперт. – Постараюсь не задерживаться с этим делом.

Гуров вышел на кухню, подошел к Стасу, который стоял поодаль, но слышал слова, сказанные экспертом.

– То есть ты, получается, мог быть последним, кто видел Чернухина в живых? – спросил Стас у Гурова.

– Мог бы, если только после меня он ни с кем не встречался. Но как я уже сказал в кабинете у Орлова, я не заметил в поведении Чернухина ничего подозрительного. Он был расстроен? Наверное, да. Подавлен? Скорее всего. Но не думаю, чтобы публичная порка заставила его заколоть себя.

Чуть позже им удалось пообщаться с соседкой Чернухина. С той самой, которая помнила Чернухина совсем ребенком и была знакома с его покойной матерью. Глубоко пожилая женщина по имени Светлана Борисовна оказалась весьма словоохотливой и сразу же объяснилась: она не имеет привычки подслушивать и подглядывать за соседями, просто во всем виноваты тонкие стены. У нее были больные ноги, поэтому она пригласила Гурова и Крячко к себе домой, в такую же махонькую квартирку, как и у Чернухина, только с «зеркальным» расположением.

– Дом блочный, а через швы любой чих слышно, – объяснила она. – Да и квартирки у нас тут маленькие. Звукам извне негде разгуляться, вот и знаем, когда соседи с работы приходят. Леня вернулся где-то часов в одиннадцать ночи, я уже спать собиралась, но решила чаю выпить перед сном. И тут слышу, что в общем коридоре, куда выходят все двери квартир в нашем крыле, кто-то бродит. Как бы нормально идет, но вроде бы неравномерно, понимаете?