Смертельная скачка

- Конечно, нет.

- Но если бы я не сказал отцу, что Боб знает, что привез описание нефтяного месторождения...

- Ему бы сказал Арне, - спокойно возразил я. - Этих "если" можно придумать сколько угодно. Если бы Боб не открыл конверт. Если бы ваш отец не был таким безжалостным, чтобы тут же избавиться от Боба. Но все это случилось. И случилось потому, что ваш отец жадный и гордый одновременно, а это сочетание всегда смертельно опасно. К тому же в молодости он впитал правила подпольной жизни. Против нацистов это действовало хорошо. Он вызывал у окружающих восхищение. Вероятно, у него до сих пор сохранилось чувство, что все, направленное против властей, рискованно, а значит, справедливо. Мне кажется, что на место нацистов он ставит полицию и видит в ней врага, которого надо перехитрить. Он мыслит со скоростью света. Отбрасывает все сомнительное. С величайшим спокойствием идет на любой риск. Он устраивает свои дела без милосердия к людям, которые ради этих дел должны умереть. Он до сих пор поступает так, как привык, когда ему было двадцать. И эта привычка останется с ним до конца дней..

Время шло. Мы молчали.

- Дэйвид.

- Да?

- Я расскажу вам, - решил Миккель. Я глубоко вздохнул, и легкие будто наполнились льдом.

- Давайте, - сказал я.

Но Миккель снова замолчал. Потом все-таки начал:

- На скачках мы встретились с Бобом. Он был очень веселый и радовался, что все устроено. Арне отвезет его в аэропорт и заплатит больше, чем они договаривались. - Миккель замолчал.

Я ждал.

Он снова заговорил, очень неуверенно, но потом все же решился:

- Когда скачки кончились, уже совсем стемнело. Я пошел к машине, чтобы дождаться отца. Он часто опаздывал, потому что был членом комитета. Я сел в машину и ждал его. На скачках я не разговаривал с ним и не видел его, как и всегда, потому что он вечно занят.

Миккель опять замолчал и тяжело дышал, я чувствовал, как отчаяние возвращается к нему.

- Почти все машины уехали. Потом вышли два человека, прошли под фонарем, и я узнал Боба и Арне. Я хотел окликнуть их. Господи, почему я этого не сделал? Понимаете, мне не удалось быстро открыть окно... Они уже были далеко, возле машины Арне, и стояли лицом друг к другу, разговаривали. Я мог видеть их только время от времени. Только при свете фар отъезжавших машин. Но я заметил, как еще один человек подошел, встал сзади Боба и поднял руку. Он держал что-то блестящее... И опустил руку.

Миккель замолчал. Несколько раз сглотнул и снова продолжал:

- Когда проехала машина, я увидел, что там стоят только двое. Я подумал.., я не мог поверить... Один из них повернулся и пошел к нашей машине. Я был в ужасе.

Он сильно вздрогнул.

- Этот человек открыл багажник нашей машины и бросил туда что-то тяжелое, затем сел за руль. Дэйвид, он улыбался.

Долгое молчание.

- Тут он увидел, что в машине сижу я, и страшно удивился. Он сказал... Он сказал: "Миккель! Я совсем забыл, что ты был на скачках".

Его голос дрожал от боли.

- Он забыл обо мне. Забыл.

Миккель опять несколько раз сглотнул, стараясь не заплакать.

- Мой отец, - сказал он, - мой отец убил Боба Шермана.

Глава 19

Едва рассвело, мы спустились в Финсе. Миккель легко скользил на лыжах, я кое-как скользил в своих городских ботинках. Бессонная ночь не оставила на нем таких следов, как на мне. У меня под глазами выступили сине-серые круги, морщины вокруг рта углубились, и весь вид говорил о крайней усталости.

Ночью Миккель рассказал еще немного, но ближе к утру положил голову мне на плечо и уснул, сморенный усталостью. Зато утром он проснулся спокойный, и в глазах больше не было страха, будто он переложил весь ужас последних восьми недель на мои плечи и наконец почувствовал освобождение.

Я оставил его у симпатичных людей в Финсе, а сам снова поднялся в гору с местными мужчинами. Теперь я тоже был на лыжах и неумело взбирался по склону. Подшучивая, они поджидали меня. У всех веселые лица, заботливые улыбки. И солнце наконец пробилось сквозь облака. Первый раз я увидел в Норвегии солнце.

Мы поднялись к коттеджу и пошли выше, туда, где тропинка упирается в плоское снежное поле. Здесь остались следы двух лыжников, которые тащили сани. Поднявшись чуть выше, мы увидели одного из них, как сказали мои спутники, похожего на приходившего к старой Берит.

Мой лондонский визитер лежал лицом вниз на снегу.

Мертвый.

Он умер не от выстрела, или, вернее, не только от полученной раны. Он умер от потери крови и холода.

Мужчины из Финсе в молчании смотрели на следы, оставленные его телом, он, видно, долго полз, стараясь уйти отсюда. Темный от крови снег показывал его путь.

Тело завернули в брезент, положили на сани. Мои спутники повезли его в Финсе.

- Я пойду туда, - сказал я, показывая вверх, откуда пришел мой лондонский визитер.

Мои опекуны кивнули, посоветовались и, не доверяя моим рудиментарным лыжным способностям, дали мне сопровождающего.