Поначалу Оленьку такое поведение молодого человека шокировало, потом она привыкла. Собственно, ему простительно. Он, имеющий прекрасную внешность, плохо передвигается, к тому же имеет заболевание крови. Оленьку не посвятили в подробности, но наверняка это лейкемия. Иногда у Ростислава случались припадки, и тогда хозяйка неотлучно находилась с ним, не подпуская никого, даже мужа. Она кормила сына и таблетками, но опять же не отчитываясь перед Ольгой, какими именно. Однако сказать, что из лечения сына делали тайну, было нельзя – просто хозяева не считали нужным объяснять что-то Ольге. Антонина Афанасьевна сама носила сыну еду, микстуры и таблетки. Оленьку она просила отнести ему обед, лишь когда сама не могла приехать вовремя домой. Но домашняя медсестра обязательно должна была постучать в дверь и, только услышав «войдите», внести поднос, поставить на стол и уйти. Ах да, значит, все-таки одно слово от Ростислава Оленька иногда слышала – вот это самое «войдите».
Она нашла общий язык лишь со стариком, хотя отнюдь не дружеский, во всяком случае, с его стороны. Но Афанасий Петрович ее слушался, а изредка даже спускался с высоты своего величия и беседовал с сиделкой. «Курица», – бросал он презрительно, когда Оленька что-то не понимала из потока его мыслей вслух. Она не обижалась – на больных обижаться грешно, но…
Ее подопечный был на редкость скверный старик, капризный и злорадный. Он постоянно пытался обмануть ее или отвлечь, чтобы вырваться на свободу. У него идея фикс – сбежать из дома. Семью он ненавидел, особенно дочь, с зятем общаться не желал, с внуком тем более. Почему? Еще один вопрос без ответа. В то же время Афанасий Петрович являлся презабавной личностью. Он проявлял изобретательность и способности артиста, чтобы отвлечь сиделку. Например, очень натурально падал в обморок. Пока Оленька бегала за нашатырным спиртом, в спешке забывая закрыть дверь его комнаты на ключ, он вырывался во двор. Правда, выйти за ворота старику не удавалось, так как они запирались на спецсистему. Он страшно злился, когда Оленька возвращала его в комнату, ругался и угрожал. Кстати, по этой причине Антонина Афанасьевна придумала ему наказание: запрещала вывозить отца на прогулки во двор. Но Оленька нарушала запрет, действуя по собственной инициативе, но в обмен требовала от старика подчинения. Афанасий Петрович ценил непослушание сиделки и вел себя во время прогулок близко к идеалу.
Она научилась на злобные ругательства старика упрекать его в неблагодарности. Только это и останавливало дедушку, видимо, неблагодарным ему прослыть не хотелось. Он надолго замолкал, ложился в кровать и отворачивался к стене. В такие моменты Оленька получала свободу и занималась собой – читала, смотрела телевизор, думала. Позже, когда она снова приходила к нему, он начинал философствовать. Речи его были длинные, но не пустые, как совсем недавно обнаружила Оленька. Раньше во время философских рассуждений своего подопечного она улетала мыслью далеко-далеко, отвечала механически, однозначно. Но недавно ее привлек ход мыслей старика – в них присутствовала логика, он мыслил образами, и на бред сумасшедшего речи не были похожи. Оленька сначала растерялась, а вчера начала внимательно его слушать. Она нашла рассуждения Афанасия Петровича здравыми и сочла старика человеком со своим видением мира. Да так ли уж он болен на голову, как говорит об этом его дочь?
Но сегодня он снова применил тактику по отвлечению сиделки, и опять Оленька купилась на провокацию. Она открыла дверь, чтобы дать ему поесть, а он имитировал сердечный приступ. Не будет же Оленька постоянно носить с собой всю аптечку, которая размещается в специальном шкафу! Увидев дедушку на полу задыхающимся, она помчалась за лекарством. Оленька вернулась – дедушки нет. Рванула к воротам, где обычно его находила, – и там нет. Оленька в растерянности кинулась в дом. Вдруг он идет как ни в чем не бывало в свою комнату.
– Где вы были? – потребовала ответа она.
– Так, – взмахнул он кистью руки, – прогулялся по дому.
– Вы опять меня обманули? – нахмурилась она.
– Обманул? – коварно усмехнулся Афанасий Петрович, садясь в инвалидное кресло, которое было ему абсолютно без надобности. – Глупая, жизнь и есть обман. Ты такая взрослая, а не знаешь этого. Обман помогает существовать на грани фола, он сгущает жизнь, как молоко. Какое молоко вкусней – обычное или сгущенное? Конечно, сгущенное. Так и в жизни – с обманом жить вольготней, интересней. Я не о себе речь веду, а говорю вообще, в целом. Не понимаешь? Тогда слушай, курица. Обманывают во всем мире, мир стоит на обмане. Да без него не обойтись! Обманывают политики… Ну, эти свиньи еще и врут!
– А разве обман и вранье не одно и то же? – осведомилась Оленька.