Смертельная цена успеха

– Понятно, – вздохнул Эмиль. – Значит, следствие его ищет. Это хорошо. А что известно о расследовании? – Молчание со стороны Савелия не смутило Эмиля. – Савелий, я заплачу, хорошо заплачу. – Милиционер бросил в него презрительный взгляд и снова отвернулся. – Пойми меня. Дочь… – Эмиль задумался, тяжело вздохнул, словно набирался сил, и заговорил тихо, медленно. Втрое медленней, чем барабанил по крыше дождь. Но слова не подбирал, они были готовы, хотя специально не придумывал их, не складывал в фразы. – Симона была у меня одна. Училась в одиннадцатом классе отлично, в художественной гимнастике делала успехи и красивая была девочка… Но для меня все это не столь важно. Это была моя дочь, лучше которой не могло и не может быть. Знаешь, как тяжело примириться с тем, что, говоря о ней, мне приходится произносить и слышать «была»? Это как кусок мяса отрезали от меня живого. Я не женился второй раз, потому что боялся, что Симоне будет плохо с мачехой. Я не знаю, любит ли кто из женщин своего ребенка так, как я люблю Симону. И я ее потерял. Не от продолжительной болезни умерла моя дочь, не от чего другого, что могло бы объяснить ее смерть и помочь примириться с ней. Нет – встретила на своем пути… тварь в человеческом обличье, и… ее не стало. Два раза он убивал мою дочь! И убил. Уже в больнице. Когда ее уже вытащили с того света и она пошла на поправку. А я, отец, не уберег, не защитил. И я чувствую такую вину, которая сравнима только с адскими пытками.

– Я понимаю вашу боль, – после паузы в тон Эмилю сказал Савелий. – Но вам не стоит лезть в это дело. Опасно.

– Ты думаешь, я боюсь смерти? Он убил меня, когда убил Симону. Я сделаю все, чтобы выйти на него. Я достану его. Слава мне не нужна, славу бери себе. Мне нужен он. И он будет мой!

– Варьку не втравливайте, – попросил Савелий. – Она, дурочка, думает, это игра, которая принесет ей славу.

– Мне нужны Варварины мозги, я ведь многого не знаю. Как только я нападу на его след, посажу Варвару под замок, клянусь. Скажи, а с чего начинают работу следователи?

– Рецептов нет, как нет и не было методик по поимке маньяков-убийц. Скажу только, что это самая страшная категория преступников, потому что непредсказуемая. В конце концов его поймают, затем отправят на экспертизу. Когда была смертная казнь, маньяков признавали вменяемыми, чтобы избавить от них общество. А сейчас… не знаю, как будет.

– Вот видишь… Кого же он следующего убьет?

– Вы задаете вопросы… странные, – раздраженно бросил Савелий. – Но труп будет. Сейчас пытаются составить психологический портрет убийцы, но… мура все это. Понимаете, вы на меня зря рассчитываете. Даже если бы я захотел рассказать вам о следствии, я бы не смог этого сделать. Потому что следствие в тупике. Можно сколько угодно рассуждать, что это за явление природы, как вчера рассуждала тетка по телику в Варькиной передаче, но мы не понимаем механизмов поведения маньяков. И никто не понимает, иначе их ловили бы на раз. В некоторых странах существуют специальные службы, которые занимаются только такого рода преступлениями. Но даже они тыкаются в разные стороны носом, как слепые котята, пока случайно не попадут в точку. Так что труп будет. Возможно, он появится через неделю. А может, через месяц, через год… Но будет еще убийство, один к одному.

– А ты изучал поведение маньяков, которые были раньше? Хотя бы теоретически?

– Я же просто сыскарь. Чего мне изучать? Стратегию вырабатывает следак, он и должен изучить подобные дела досконально.

– А лично ты что знаешь о нем? У этого серийника есть особенности?

– Пф! – фыркнул Савелий. – А то! Да все живодеры жутко индивидуальные, у каждого свой почерк. Некоторые специально придумывают особенности и воплощают их в жизнь. Скажем, есть живодеры, которые своим жертвам горло режут, а есть, которые вида крови якобы не выносят, поэтому удушают чем придется. Некоторые оригиналы свои похождения снимали на пленку, делали надписи кровью жертвы. Короче, у каждого свои понты, рассчитанные на устрашение. На самом деле у них одна страсть – убить. Слово есть красивое – деструкция, а обозначает оно разрушение нормальной структуры. Так вот, для живодера деструкция – то есть когда жертва трепещет в предсмертных судорогах – высший кайф. Для этого они порциями выпускают из нее кровь, жертва ослабевает, тогда и наступает кульминационный момент. Тогда убийца наносит последний удар и взлетает на небеса от кайфа, как будто всадил себе дозу. Есть такие, кто даже не насилует, а онанирует в момент деструкции. Наш живодер сначала кайфует от пыток, затем наносит удар ножом и только в момент этой самой деструкции насилует. Видимо, предсмертные судороги жертвы создают у него иллюзию взаимности совокупления. Но у него есть еще особенность. Он насилует, а спермы нет, что довольно странно. Презервативом пользуется или искусственным… Все.

– Не много, – вздохнул Эмиль.