значит, что я не прав. Я прав. Я всегда прав. Ариадна опасна, и я должен остановить ее. Ко мне в
голову приходит безумная идея, и я повинуюсь. Бреду вдоль темных улиц и думаю о том, как
пусто в груди. Уверен, опусти я сейчас глаза на свое туловище, я замечу дыру. Из этой дыры
торчат обнаженные нервы, которые вибрируют и заставляют меня сердиться до безумия, кричать
до исступления и ненавидеть себя до отчаяния. Я сам себе мерзок. Все, о чем я могу сейчас
думать, это о том, как тяжелы руки, перепачканные в крови. Как слепы глаза, закрытые мутной
пеленой. Я повинуюсь инстинктам, которые раньше меня никогда не подводили. А теперь, такое
ощущение, что инстинктов больше нет. Нет интуиции.
Нет воли.
Будто очередная марионетка, сломанная и бракованная, я плетусь вперед, решаясь на нечто
опасное и отвратительное. Мое сердце против. А голова согласна.
Я всегда слушал голову.
Взлетаю по ступенькам на уютное крыльцо и звоню в дверь. Мне открывают тут же.
- Привет. – Говорю я и стискиваю зубы до скрипа. Я уверен, что поступаю верно. Да, я
уверен. Уверен. – Ты была права. Я могу пройти?
- Конечно. – Джиллианна кивает и вымучивает фальшивую улыбку. Однако затем на ее лице
появляется новое выражение, с которым я еще не сталкивался. – Проходи. – Глаза у нее
вспыхивают яркими, обжигающими искрами. – Мы ждали тебя.
ГЛАВА 15. НОВЫЕ СОЮЗНИКИ.
Отец Джиллианны – пастор Хью – наливает мне чай и садится напротив. Я давно тут не
был. Забыл, как выглядит идеальный дом Хью, идеальный порядок, идеальная чистота. Даже
воздух здесь легкий, совсем не такой, как на улице, стерильный.
Я не хочу пить. Я не хочу обманывать и притворяться. Я устал.
- Что вы можете мне предложить? – Мой голос тверд. Я намерен избавиться от зверя, который поработил тело Ариадны Монфор. И ничто меня не остановит.
- Я знал, что рано или поздно ты найдешь к нам путь, сын мой.
Пастор Хью – высокий, седовласый мужчина с серыми глазами, в которых плавает и
застаивается пустота. Я ненавидел его проповеди. Я не считался с его мнением. Мне было
спокойно рядом с его дочерью, и это единственное, что нас связывало. Любовь к Библии –
одержимость, о которой мне ничего неизвестно. Я уверен, что с помощью религии многих
людей просто заставляли делать то, что было выгодно высшим сословиям. И потому меня, да
простит Господь, всегда удивляло желание примкнуть к стаду необразованных психов.
Необразованными психами я всех фанатиков называю за глаза.
На данный момент, пастор Хью – союзник, который знает, как избавиться от зверя, и потому
я готов терпеть его общество, терпеть звук четок, которые скользят в его пальцах.
- Ты не пьешь чай.
- Я не голоден.
- Мне больно глядеть, каким мучениям ты подвергся. – Мужчина сочувствующе мне в глаза
смотрит. Я не покупаюсь на эту жалкую попытку войти в доверие. – Мне жаль.
- Я пришел не за жалостью.
- Тогда зачем ты пришел?
- Отец, – вмешивается Джил и робко поводит плечами, – Мэтту нужна помощь.
- Мне нужна
образом я могу помочь, что от меня требуется.
- Столько вопросов, мальчик мой. Ты настроен решительно.
Молчу. Просто смотрю на него и не двигаюсь. Я пришел не болтать, и мне наплевать на весь
этот фарс, на теплый чай и церковные проповеди про понимание и сочувствие. Так уж
случилось, что я больше не обладаю этой маниакальной верой в лучшее. Я изменился, я рад, что
я вспомнил, как думать головой, а не непредназначенными для этого органами.
- Как долго ты дружишь с Ариадной Монфор?
- Со дня ее приезда.
Пастор Хью тяжко приподнимается, испустив жалкое кряхтение. На нем сутана, я не видел
людей в сутанах. Она идиотская и широкая, будто пижама. Пастор бредет к стене.
- Скажи мне, Мэттью, ты легко сходишься с людьми?
- Не понимаю, к чему этот вопрос.
- Ответь.
- Нет. – С вызовом поднимаю голову. – Нелегко.
- Но что заставило тебя пойти на контакт с Ариадной Монфор?
«Пойти на контакт», вот как это называлось. Я наклоняю в бок голову, не понимая, о чем он
говорит, и переплетаю на коленях замерзшие пальцы. Вздор. К чему он клонит?
- Ты никогда не задумывался, что истинный мотив ваших отношений кроется где-то за
пределами человеческого понимания? – Пастор переводит на меня блеклый взгляд, а я с
недоумением морщусь. – Это одна из ее диавольских способностей – подчинять.
- Хотите сказать, что она заставила меня быть рядом?
- Увы.
- Я бы знал.
- Сомневаюсь, мой мальчик. Очень сильно сомневаюсь.
- Даже если и так, какое это имеет отношение к нашей проблеме?
- Я хочу убедиться.
- В чем именно?
- В том, что ты осознал, что случилось! – Глаза пастора становятся широкими, и он с
удивлением осматривает меня, будто видит впервые. – Ты – редкий экземпляр.
- Что? – Горло сдавливает, и я свожу брови. – Что простите?
- С ведьмами никто из смертных не сходился. Они живут отдельно, обособленно. Ты проник
так глубоко, как никому из нас не удавалось, ты очутился в сердце Монфор.
Сглатываю. На долю секунды мой разум посещает токсическая мысль, что я предаю Норин,