Норин до конца вылечить Меган фон Страттен.
- Но Норин находится под принуждением, Мэтт, и она не прекратит лечить Меган до тех
пор, пока кто-то силой не оттащит ее в сторону.
- Вот и отлично.
- Что именно? – Не понимает женщина.
- Я отвлеку Ариадну, а вы поможете сестре.
- Что? Но как ты...
- Обойдите фонтан с другой стороны. Когда я выстрелю, кидайтесь к Норин.
- Мэтт, – Мэри-Линетт взволнованно хмурит брови, – она может навредить тебе. Ари уже
совсем другая, ты же это понимаешь. Ты рискуешь не просто пострадать.
- Я знаю, чем рискую.
- И все равно хочешь стать приманкой?
Поджимаю губы и отворачиваюсь. Наверно, со стороны кажется, что я спятил; никто не
поймет моих мотивов, не сочтет меня умным. Но, возможно, нет ничего умного в том, чтобы
умереть ради кого-то, страдать ради кого-то. Умный человек держится в стороне от всего, что
связано с чувствами, потому что чувства делают из нас глупцов. Но чувства, это не только
любовь и не только дружба. Это еще смелость, самоотверженность, милосердие. Ни одно из
этих чувств не делает человека умнее. Но они делают человека человеком.
- Понятия не имею, что творится в голове у девушки, которой стала Ари. Но я знаю, чего бы
хотела прежняя Ари. И она бы хотела защитить вас. – Перевожу взгляд на Мэри и решительно
киваю. – У нас нет времени. Идите за сестрой, а все остальное оставьте мне.
Я еще не придумал, как я буду бороться с Ариадной. Но, как мне кажется, валяться в грязи и
давиться сухими листьями, пока она издевается и болтает о жизни - тоже неплохой способ
отвлечь ее от действительно важных вещей.
Мэри-Линетт в последний раз прожигает меня взглядом и срывается с места.
Я достаю из-за спины металлическую стрелу, нервно сжимаю в пальцах лук и делаю
несколько шагов вперед, надеясь, что ни Ари, ни Меган меня не заметят. К счастью, они в мою
сторону даже не смотрят. Ариадна неотрывно наблюдает за тетушкой, которая до сих пор сидит
на коленях перед фон Страттен и покачивается от завывающего ветра; с каждой секундой кожа
Меган становится ярче и румянее, дыхание выравнивается, судороги вдруг перестают сковывать
ее тело. Меган внезапно улыбается, обнажая окровавленные губы, на что я настороженно
хмурюсь.
- Жалкая, – сиплым голосом, протягивает фон Страттен, сморщившись от боли.
Норин приподнимает голову, а ведьма скалится еще шире.
- Твой пес был бы весьма расстроен, узнай он, что именно ты спасла меня.
- Что?
Меган смеется, давясь кровью, а я стискиваю зубы. О чем она говорит?
- Джейсон? – Не своим голосом спрашивает Норин, сгорбив плечи.
-
ему осталось совсем недолго.
Старшая Монфор замирает, а я слышу, как в голове у меня что-то щелкает.
Почему она так сказала? Что она имела в виду? Я понимаю, что сейчас глупо рваться вперед,
привлекать к себе внимание, ведь нужно услышать больше, узнать больше, но уже в следующее
мгновение фон Страттен выпрямляется, что обозначает лишь ее исцеление, и выбора у меня не
остается. Я ловко поднимаю лук и натягиваю тетиву, я делал это столько раз, что выпускаю
стрелу непроизвольно, на автомате. Все происходит слишком быстро.
Я никогда не промахиваюсь, я всегда бью точно в цель, словно вижу мишень гораздо ближе,
чем она находится на самом деле, и стрела несется ровно в лоб фон Страттен, и она бы пронзила
ее череп, расколола бы на две части, будто грецкий орех. Да, стрела бы убила Меган, если бы
прыткие пальцы Ариадны не перехватили ее в воздухе.
- Черт.
Ари стремительно оборачивается, встречается со мной взглядом и отрезает:
- Как же ты мне надоел.
Она взмахивает рукой, и я подлетаю в воздух, маня за собой груду желтых листьев.
Стрелы валятся вниз, кислород застревает где-то в глотке! Я округляю глаза и уже в
следующее мгновение несусь навстречу земле. Я не успеваю сгруппироваться, не успеваю
прикрыть руками лицо, я лечу вниз и со всей силы падаю на спину, услышав, как согнутая под
неестественным углом рука, трескается от удара. Мои глаза распахиваются еще шире, губы
приоткрываются, колючая судорога прокатывается по легким, заставив их сжаться и сморщиться,
как сушеный виноград! И я испускаю гортанный стон, ощутив такую дикую боль в ключице, какую давно уже не испытывал.
Вот же черт! В глазах мельтешат черные точки. Я ворочаюсь, стиснув зубы, скрипя ими, как
малоразвитый кретин, не способный вымолвить и слова, и прижимаюсь щекой к влажным
листьям, вдыхая землю, вдыхая пыль. Чьи-то ледяные пальцы внезапно хватают меня за
подбородок, дергают на себя, и я прищуриваюсь, часто дыша, увидев Ариадну.
- Не стой на моем пути, Мэттью, – отрезает она металлическим тоном и неожиданно
впивается пальцами в мое плечо. Боль по телу проносится такая адская, что я издаю вопль и
раскрываю глаза до рези, до исступления. – Ты сломаешься, поверь мне.
Ударяюсь головой о землю и выплевываю:
- Посмотрим.
- Не бросай мне вызов. – Она оказывается напротив моего лица, и ее безумные глаза,