Смертельно безмолвна

– Понял. Надо предупредить Норин и Мэри-Линетт, что в любой момент могут нагрянуть из участка с вопросами. – Листаю фотографии дальше и вдруг замечаю мертвое лицо незнакомца в глубоких порезах. Мужчина лежит посреди поля. Я рассматриваю снимки, на которых он в разных ракурсах лежит посреди травы нагой, изуродованный ссадинами, трупными синими пятнами; его глаза открыты, однако я не вижу глаз. Я вижу проеденные червями глубокие дыры.

– Это Грегори Тимболд, – сиплым голосом комментирует Бетани, – его нашли вчера.

– Кто он? Впервые его вижу.

– Он состоял в Доминиканском ордене, в том, которым руководит отец Джил.

Я отрываю взгляд от фотографий и пристально смотрю на Пэмроу.

– Доминиканский орден? Ты серьезно?

– Его представители похитили Ари. Грегори был одним из тех, кто подвязал ее к потолку.

– Почему я впервые слышу, что в Астерии есть орден, ведущий охоту на ведьм?

– Может, потому, что это секретный орден, – отвечает Бет, усмехнувшись.

– Доминиканцы существовали еще во время инквизиции. Ты в курсе?

– Да, Мэтт, я знаю, ведь… мой отец… – Бетани поправляет волосы и ерзает, словно скамья подогревается снизу. – Мой отец состоит… состоял в этом ордене.

– Вот как. – Я кладу фотографии на колени и складываю руки на груди, прожигая Бетти серьезным взглядом. – Выходит, мы имеем дело не с кучкой необразованных фанатиков.

– Я не думала, что все так сложно, Мэтт. Знала, что мои родители верующие, но не догадывалась, что происходит на самом деле. Они помешаны, эти люди.

– И твой отец один из них.

– Он был одним из них. После того, что случилось, после того как Ари поговорила с ним в подвале, что-то изменилось. Я понятия не имею, что она ему сказала, но папа стал…

– …другим?

– Да. Возможно, это опять ее магические штучки, – взмахнув рукой, усмехается Бет. – Не знаю. Он перестал бить мать. Перестал бить меня.

Я стискиваю зубы, ощутив, как внутри прокатывается неприятная желчь, а Бет вновь с улыбкой пожимает плечами:

– Ариадна придет за моей семьей, я знаю. Она практически сама сказала мне об этом.

– Ты не знаешь, что она сделает, – отвернувшись, отрезаю я.

– Я восхищаюсь тем, как ты защищаешь ее, Мэтт. Но я не ты.

– Ари выкарабкается.

– Верю. Я правда верю, что так и будет. Но я не могу рисковать. Мы с родителями решили уехать, Мэтт. – Я смотрю на девушку, а она рассматривает свои замерзшие ладони. – Я попросила отца как можно скорее собрать вещи, и он согласился. Он теперь во всем со мной соглашается.

Молчу, я знаю, что девушка сбегает, знаю, что ей страшно, но еще я знаю, что она не обязана сидеть в Астерии и ждать развязки истории, которая к ней не имеет отношения.

Мы привыкли думать, что друзья с нами до конца, что знакомые всегда помогут, что они не знают страха, не боятся боли, не хотят освободиться или покинуть замкнутый круг. Но это иллюзия. Утопия. Люди всегда сбегали с тонущего корабля. Заставить их остаться может лишь нечто важное, и это важное велит Бетани нестись вон из Астерии и спасать семью.

– Ты права, – наконец говорю я, коротко кивнув, – ты должна уехать.

– Знаю, ты меня осуждаешь.

– Тебя не должно это волновать.

– Но меня волнует. Я не хочу, чтобы с тобой или Хэрри что-то случилось. Вы помогли мне, когда я осталась одна, а я вас бросаю. Но мне страшно, Мэтт. Не хочу, чтобы погиб мой отец. Он только ко мне вернулся! Я не вправе надеяться на то, что Ариадна ничего с ним не сделает. Сделает! Он совершил ошибку, и она заставит его заплатить.

– Ты не должна оправдываться передо мной, Бетани. Наверное, самое важное в нашей жизни – это защищать тех, кто нам дорог. Я защищаю Ари. Ты защищаешь семью.

– Ты не против?

Я вдруг усмехаюсь:

– Спрашиваешь у меня разрешения?

– Хочу услышать это от тебя, чтобы убедиться, что поступаю верно.

– Ты поступаешь верно. – Вижу ее слезы и морщусь: – Не надо.

– Прости, – она быстрым движением пальцев вытирает щеки, – я схожу с ума.

– Тебе страшно – это нормально. Когда ты уезжаешь?

– Сейчас. Родители уже ждут меня дома.

Теперь ясно, почему она пришла так рано. Я киваю, а Пэмроу шмыгает носом.

Солнце лениво выкатывается из-за горизонта. Первые лучи падают на лицо девушки и заставляют мокрые полосы на ее щеках блестеть и переливаться. Бет протирает ладонью лицо и неожиданно достает из внутреннего кармана куртки смятую картонную папку.

– Держи, – говорит она и отдает папку мне. Внутри лежит что-то тяжелое. Я вскидываю брови: внутри оружие, пистолет. – Он может пригодиться.

– Я не возьму.

– Мэтт.

– Это незаконно, Бетани. Зачем мне «браунинг»?

– А зачем тебе спортивный лук и стрелы?

– Это другое.

– Нет, – девушка кладет руку мне на плечо, а я вновь рассматриваю оружие. Она спятила. Я тоже спятил, если возьму его. Это уже не шутки. – Ты должен защищаться.

– Я не хочу. Только не так.

– Это пистолет моего отца. Пусть он будет у тебя. Я уверена, что ты воспользуешься им, только если он действительно будет необходим.

Груз ответственности валится мне на спину. И я киваю, потому что думаю, что смогу его вынести. Холодный металл обжигает пальцы. Я прячу пистолет за пояс брюк, смотрю на Бетани, не выдавая дрожи, прокатившейся по телу.