— А еще в мире принято носить обтягивающие джинсы и поощрять однополые браки.
— Ей нужно ходить в школу.
— А я что — говорю забить? Хотя можно и забить, — шепчет она, наклонившись ко мне, а затем вновь глядит на сестру. — Просто Ариадне стоит привыкнуть, вещи свои разобрать, в конце концов. Как думаешь, Ари?
Хлопаю ресницами и ощущаю, как в воздухе повисает напряжение. Ну, и странные у них отношения. Я вроде тут, но они вроде меня не замечают.
— Я сделаю, как вы скажете. — Поджимаю губы и киваю. — Завтра в школу? Хорошо.
— Норин так не говорила.
— Я так сказала. — Заявляет Норин холодным тоном.
— Ну, что за глупости? Понюхай базилик, Норин.
— Я сейчас дам тебе понюхать асафетид. — Развернувшись, угрожает Норин, и я вдруг думаю, что асафетид, как минимум, ядерная бомба, потому что взгляд у тети сердитый.
— Все в порядке, вы чего? — Я приподнимаю ладони в сдающемся жесте и встаю из-за стола. Норин и Мэри-Линетт синхронно переводят на меня взгляды. Н икогда раньше я не замечала, что они так похожи. — Я могу разобрать вещи сейчас, а завтра пойду в школу.
— Это необязательно.
— Тетя Мэри, все в порядке. Мне плевать, правда. Не хочу ни о чем думать, а в школу пойду, чтобы занять мысли.
— Реджина бы сказала тебе идти, сказала бы не пропускать занятия и не терять время. Она бы так поступила. — Нарезая овощи, шепчет Норин, но на меня не смотрит, а пялится на свои руки и кромсает моцареллу. В груди покалывает. — Она бы не оставила тебя дома, потому что надо двигаться дальше, а я хочу, чтобы ты двигалась дальше. Понимаешь?
Мы смотрим друг на друга. Взгляд у тети Норин пронзительный. Она вновь опускает его на разделочную доску, а меня до сих пор трясет. Я сжимаю в кулаки пальцы.
— Понимаю. Я в комнату пойду, хорошо? А поем попозже.
— Тебя провести? — Приподнявшись, спрашивает тетя Мэри, но я покачиваю головой.
— Не надо.
— В доме много спален.
— Не волнуйся. Я спущусь к вам. Просто потом. — Киваю и пытаюсь выдавить из себя улыбку, но выходит паршиво. Л ицо Мэри-Линетт бледнеет. — Все в порядке. Честно.
Я не знаю, зачем говорю это, кого пытаюсь убедить. В конце концов, поперек горла встает колючий ком, будто крик, готовый вырваться наружу, и, подхватив с пола сумки, я срываюсь с места, надеясь, как можно скорей найти свою комнату и спрятаться.
Никто за мной не идет. Ношусь, словно сумасшедшая от одного кабинета к другому, а когда нахожу нужную спальню, пятки у меня пылают, будто бы я металась по горящим углям. Захлопываю дверь. Бросаю вещи. Хватаюсь ладонями за лицо и невольно начинаю расхаживать по комнатушке туда-сюда. Я ничего не вижу. Не вижу, какого цвета обои, не вижу, стоит ли кровать, есть ли окно. Все превращается в огромное, черное пятно, и оно в то же мгновение сваливается на меня, будто гигантский камень.
В ыпрямляюсь, растерянно оглядываюсь и внезапно вижу свое отражение в большом прямоугольном зеркале. Со мной что-то не так. Что-то не так с глазами. П одхожу ближе и только сейчас понимаю, что на щеках мокрые дорожки, что сосуды в глазах полопались, а губы дрожат, словно мне жутко холодно. Что за черт. Пытаюсь успокоиться, а внутри так и пылает пожар, неистовый и безжалостный. Закрываю пальцами глаза, а слезы все равно катятся. Стискиваю зубы, а подбородок все равно дрожит.
В конце концов, я просто ложусь на кровать и беспомощно подгибаю под себя ноги. Доктор сказал, что однажды мне станет легче. Какой же он все-таки ублюдок.
Не знаю, сколько проходит времени. Час или два, но я все-таки нахожу в себе силы и поднимаюсь с постели. Щеки чешутся. Я прохожусь по ним пальцами и грузно выдыхаю. Что ж, комната совсем небольшая. Стены черные, широкое окно завешивает серый тюль. Пол старый и потрескавшийся, немного стертый. Но мне нравится. Вообще люблю, когда темно, когда свет не пробивается сквозь шторки и не врезается в глаза. Только тогда мне уютно, будто бы мрак скрывает то, чем я ни с кем не захотела бы поделиться. Например, я плачу, а ночью слез не видно. Например, я впиваюсь ногтями под кожу, а в темное время суток свежие раны не удается разглядеть.
Встаю на ноги и скептически осматриваю небольшой деревянный комод и стол. Я не должна попусту растрачивать время, но копаться с вещами совсем нет желания. Не люблю я раскладывать по местам то, что потом обязательно окажется черте где. Складываешь все вещи в шкафчик, разглаживаешь их, придавливаешь ладонями, словно они самое дорогое, что у тебя есть в жизни. Но уже на следующий день сначала неаккуратно вытаскиваешь какую-нибудь майку, потом закидываешь не вывернутые джинсы. Наточишь карандашей, разложишь их в рядочек. Но через пару минут возьмешь один из них, и все они покатятся к чертовой матери, затеряются под столом, закатятся под кровать, короче, гнилое это дело.
Собственно, именно поэтому я особо не заморачиваюсь, раскрываю сумки и просто скидываю вещи в одну кучу. Запихиваю их в комод, сам комод закрываю с трудом, но все же закрываю, и радости моей нет предела. На стол вываливаю книги и тетрадки из второй сумки. Выстраиваю их в шатающуюся пирамиду. Сойдет.