Смертельно влюблён (СИ)

В тот же день я отправился в детский приют, когда уроки уже точно должны были закончатся. Мою голову целиком забивала Полин, даже во время встречи с инвестором ничего не мог с собой поделать. Из акулы превратился в обыкновенную амёбу. Всю силу, которую вкладываю в бизнес, теперь трачу на неё. Все мысли сосредоточены на ней. Каждый дюйм моего тела впадает в дрожь, меня колотит и учащается сердцебиение, когда вновь понимаю, что сейчас её со мной нет. И ушла она не добровольно, её отняли. Хотя, всё же лучше так, чем, чтобы она осознала, кто я такой на самом деле, на сто я способен и сама покинула меня.

Часы показывают половину шестого. Во дворе почти никого нет, лишь две девочки лет десяти сидят на скамейке. Сильный ветер обдувает моё лицо и руки. Кладу их в карманы. Захожу на территорию детского приюта. Единственное место, где я законно могу с ней видеться и не ждать, когда приедет социальная служба, чтобы приехать и проверить, не домогаюсь ли я насильно маленькой девочки.

— Малышки, не хочу вас тревожить, но не могли бы вы мне позвать сюда одну девочку, — дружелюбно спросил я, пытаясь скрыть свою злобу и отчаяние.

— Да, конечно, — почти в один голос ответили они, поднимаясь со скамьи. — Кого?

— Полин, вы её знаете? — с надеждой спросил я, на что они кивнули. — Я буду вам очень благодарен, если вы скажите, что кто-то очень сильно ждёт её во дворе.

— Хорошо, мы сейчас её позовём, — крикнула одна девочка, когда они уже вприпрыжку побежали внутрь.

В голове рисовал нашу встречу, первую встречу после всего, что случилось. Репетировал разговор. Продумывал фразы. Проклинал время, которое минуты превращает в тяжелейшие часы, словно нескончаемые, словно я застыл в моменте, сам того не понимая, и жду... Жду её, когда она даже не собирается выходить.

И глаза словно неделями в темень смотрели — и только сейчас свет увидели.

Она вышла ко мне в длинном тёмно-сером сарафане, ниже колен, замотанная в тёплую шерстяную кофту, по виду, не первый год потасканную. Её руки, скрещённые от груди, дрожали от отдувающего её ветра, как и всё остальное тело.

Я снова увидел в ней ту несчастную, ободранную, бедную, забитую и зажатую девочку, что и в первый раз. Я снова влюбился, в сотни раз сильнее, миллионы раз сумасшедшее становясь при виде неё.

Помоги, Господи, не затащить её в машину силой.

Подхожу к ней ближе, стараясь не вспоминать то, как утром она шла в школу вместе с Джоепом, разговаривала с ним, смотрела на него. Сейчас она не в моей квартире, чуть что — она уйдёт. И я больше не могу разорвать на ней платье, закрыть дверь или просто запретить вставать с кровати без моего ведома.

— Ты не рада меня видеть? — осторожно спрашиваю я, пытаясь прильнуть её за плечи.

— Рада, — шепчет она, кладя голову мне на грудь.

Всё ещё рада.

— Но я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня, — ласково произносит она и хватается за мои плечи.

— Никаких проблем не будет, малыш. Я же здесь, стою на этой территории, как чистый лист бумаги, ничего плохо не делаю, да я вообще ничего не делаю. Разве из-за того, что я приехал навестить тебя, у меня могут быть проблемы? — чуть раздражённо спрашивал я, поглаживая её волнистые распущенные волосы.

Они делали из неё маленькую кокетку. Пока она не со мной, хочется напялить на неё гору шапок, чтобы на эти волосы никто не смотрел. А лучше вовсе их состричь, налысо, тогда о ней точно не подумают того, что хотелось бы.

— Но были же из-за того, что ты забрал меня, — наконец ответила она, вытащив меня из своих рассуждений наружу.

Никак не могу успокоиться. Знаю, что она шла в школу с Джоепом. А сейчас ничего не говорит мне. И так может быть каждый день, так может быть не только с ним, но с любым другим парнем.

Я должен забрать её отсюда как можно скорее, чего бы мне это ни стоило.

— Это лишь недоразумение, ничего страшного не произошло и не произойдёт. Всё только потому, что тебе нет восемнадцати лет, а мне далеко за восемнадцать, — объяснял я, пытаясь казаться уравновешенным и смиренным, ведь сейчас какое я имею право даже касаться её?

Нет, нет, это всё бред, я имею, я завладел ею, всё остальное — это лишь формальности. Вот для чего нужны деньги и власть, чтобы всё это решить.

— Тебя могли посадить из-за этого? — робко спросила она, заглядывая прямо мне в душу своими зелёными изумрудами, которые излучали всё живое на земле.

— Нет, не могли. Меня не посадят, если ты станешь моей законной женой в свои шестнадцать, — ненавязчиво проговорил я, чтобы снова вбить ей в голову, что так надо для нас, для неё в первую очередь.

— Разве так можно? — её лицо нахмурилось, глаза выдавали недоумение, словно я в первый раз заговорил с ней об этом.

И всё, чего я просил сейчас мысленно, это держаться, чтобы не накричать на неё, как это обычно было.

— Да, можно. Ты ведь согласилась, милая. Ты что, сама этого не помнишь? Ты согласилась стать моей женой.