Глава 30. Вот, что называется бл*дской несправедливостью.
То, что я чувствую к ней, не любовь, нет. Это в сотни раз хуже, сильнее, страшнее, это может причинить ей адскую боль, в случае её непослушания или моих приступов, если хотя бы капля той ревности снова вернётся ко мне. А я же не могу её больше сдерживать, хоть и пообещал ей замкнуть это несправедливое к ней чувство на замок. Это болезнь, навязчивое желание овладеть ею. Куда ещё больше? Но мне есть куда. Каждый её шаг, её самостоятельное действие выводят меня из себя, заставляя меня колотиться в судорогах на левом колене. Её разумные мысли о том, что она должна закончить школу, затуманивают мне рассудок, и без того уже нездоровый и безнадёжно сошедший с ума.
— Куда собираешься? — Лицо моё не выдавало ничего, даже тело словно перестало двигаться от постоянных вздохов и выдохов, только в голосе можно было найти озадаченность от всего происходящего.
— В школу, — отвечает Полин, не переставая складывать тетрадки в рюкзак.
— Только приехала, и уже думаешь, как бы быстрее сбежать от меня, — я говорил, пытаясь казаться холодным и безразличным, но вряд ли это получается, когда дело касается её.
А теперь все мои дела, каждая минута моего времени и все мои извращённые мысли связаны с ней. Всё о ней и для неё.
— Но ведь завтра понедельник, — выпалила Полин, устремляя свой довольный взгляд на меня.
Она сидела на коленях на полу, у моего стола, в нижний ящик которого я сложил все её школьные принадлежности, в надежде на то, что скоро их выброшу к чертям собачьим. Надо было так сделать изначально.
— Да, понедельник. И что с того, Поль? — мой тон то повышается, то понижается, сохраняя некую гармонию в голосе.
— Как это что? — удивилась она. — Завтра в школу.
— Действительно, — подтверждаю я, отстраняясь от неё и подходя к двери. — Как я мог забыть это? Не буду тебя мешать, милая. Занимайся своими делами.
Пока можешь.
— Если я понадоблюсь тебе, позови, — проговорил я и услышал её ангельское «хорошо», прежде чем выйти из своего кабинета, в котором она хозяйничала.
Врываюсь на кухню, пугая спящего у своей миски Коди. Открываю кухонные шкафчики, один за другим, ищу успокоительное, которое должно мне помочь справится с любым неправильно ею сказанным словом.
Нахожу давно неиспользуемые капли. Наливаю сорок капель в рюмку. Выпиваю залпом, ничем не запивая.
Если они помогут не наносить ущерба моей принцессе, то я куплю нескончаемый запас, на каждый день, на каждый час, чтобы никогда больше на неё не срываться.
Но капли не изменят тот факт, что ей нельзя идти в школу, ни в коем случае. Видеться с Джоепом, который в свои семнадцать делает меня, как ребёнка, даже младенца, только что новорожденного.
— Ты никуда не пойдёшь, — сказал я вслух, чтобы тем самым ещё больше себя успокоить.
Время шло быстрее, чем когда-либо. Наверное, чтобы быстрее столкнуть меня лицом к лицу с моментом, когда утром она будет требовать, чтобы я отпустил её в школу.
Пускай. Ночь длинная. Я готов не спать эти сутки, чтобы оттянуть этот момент. Я готов не спать больше, чем сутками, чтобы смотреть на неё, такую безропотную и смиренную, совсем уже ручную.
Коди снова заснул. Стук сердца возвращается в нормальный ритм. Успокоительное всё-таки подействовало. Делаю глоток виски прямо из бутылки, чтобы закрепить эффект. Иду в спальню, где уже лежит она, укрывая одеялом почти по самые уши.
— Ты прелестна, — говорю я, снимая сбрасывая с себя рубашку и остальное ненужное, что целыми днями так сдавливает всё моё тело. — Я слишком гнилая скотина, чтобы ложиться спать в одну кровать с тобой, — говорю я, присаживаясь рядом с ней на край кровати.
— Почему ты так говоришь? — спрашивает она, как обычно забирая мою руку своими, заключая её в своё тёплое ужиное гнёздышко.
— Потому что я недостойный даже твоих падающих ресничек человек, потому что я монстр, что хуже тех выродков, что заставили тебя смотреть, как насилуют девушку. Они хотя бы только заставили смотреть, понимаешь ты меня или нет?! — Резко вырываю руку из её ладоней и беру её за лицо, вдавливая немного щёчки, не в силах сдержать неописуемый поток ярости к самому себе и жалости к ней.
— Нет, не понимаю. Ты говорил, чтобы я забыла всё это, просил об этом. Ты сказал, что этого больше никогда не повторится, что ты снова станешь тем человеком, который любил меня и не поступал так. Разве ты врал мне? — на меня полился непрерывный поток её потайных мыслей, даже сдавливающая её ладонь не могла остановить его.
— Ты сможешь когда-то простить меня за это, Полин? Действительно простить, милая, а не просто сказать это, чтобы успокоить меня, — спрашиваю я, зарываясь лицом в её теле, накрытом одеялом.
Тёплые ладони блуждали по моим волосам, заставляя тело покрыться приятными мурашками.
Моя маленькая солнечная девочка, разрывающая моё сердце на части нескончаемой любви и гнева, нежности и ревности, которая не знает границ.