Читаем Смертельное ожидание (СИ) полностью

— Если так, то пусть его лучше убьет Катон, — мрачно отвечает Пит.

Но на глазах у Китнисс вдруг выступают слезы, и Пит смотрит на нее с тревогой:

— Что с тобой? Очень больно?

— Я хочу домой, Пит, — произносит она жалостливо, как ребенок.

— Ты поедешь домой. Я… обещаю. — он наклоняется и целует ее тихонько… Едва-едва касаясь губ.

— Я хочу прямо сейчас.

— Знаешь что? Ты сейчас заснешь, и тебе приснится дом. А потом оглянуться не успеешь, как будешь там на самом деле. Идет? — ему безумно хочется, чтобы ее желание исполнилось. Если бы только он мог отправить ее домой в этот же миг, как в по волшебству… Только он не Санта-Клаус, о котором ему в детстве рассказывал отец, а Арену даже с натяжкой не назовешь сказочным миром.

— Идет, — шепчет она. — Разбуди меня, если надо будет покараулить.

— Не беспокойся. Я хорошо отдохнул и здоров благодаря тебе и Хеймитчу. И потом, кто знает, сколько еще продлится… это? — ее брови удивленно ползут вверх, но вслух она ничего не говорит, а молча укладывается спать.

Пит снова садится подле нее, а дождь упрямо продолжает свою нудную песню.

Кап.

Кап.

Кап.

***

Он будит Китнисс, когда сквозь просветы между камней вновь проникает мгла. Их скудный ужин состоит из двух кусочков грусенка, нескольких кореньев и горсти сухофруктов.

— Оставим что-нибудь на завтра? — спрашивает Пит.

— Нет, давай доедим все. Мясо и так уже давно лежит, не хватало нам еще отравиться.

Китнисс делит еду на две равные части. Они стараются есть медленнее, но все равно управляются за две минуты. Желудки недовольно ворчат.

— Завтра идем на охоту, — решает она.

— От меня толку мало, — смущаясь отвечает Пит. — Я никогда раньше не охотился.

— Я буду убивать, а ты готовить. Еще ты можешь нарвать зелени и ягод.

— Хорошо бы тут рос какой-нибудь хлебный кустарник, — вздыхает он.

— Тот хлеб, что мне прислали из Одиннадцатого, был еще теплым, — мечтательно вздыхает она в ответ. — На, пожуй. — Китнисс протягивает​ Питу пару листиков мяты, потом бросает несколько себе в рот.

— Да… я уж и не знаю, чем заслужить, чтобы Хеймитч нам хоть хлеба прислал.

Девушка пристально вглядывается в его лицо, а потом вдруг пододвигается ближе и, взяв руку Пита и лукаво улыбаясь, произносит:

— Наверное, он сильно поиздержался, помогая мне усыпить тебя.

— Кстати, — говорит Пит, переплетая свои пальцы с ее. — Не вздумай устроить что-нибудь подобное еще раз.

— А то что будет?

— А то… а то… — Пит не знает, что сказать. — Вот подожди только, придумаю.

— В чем проблема?

— В том, что мы оба живы. Поэтому тебе кажется, что ты поступила правильно.

— Я действительно поступила правильно.

— Нет! Не делай так, Китнисс! — Пит до боли сжимает ее ладонь, а в его голосе уже слышится неподдельный гнев. — Не умирай ради меня! Я этого не хочу! Ясно?.. — эхо разносит его отчаянье по всей пещере.

— А может, я сделала это ради себя. Тебе не приходило в голову? Может, не ты один… кто беспокоится… кто боится… — она замолкает, заплутав в своих собственных в словах и… чувствах?..

— Боится чего, Китнисс? — тихо спрашивает он, еще не веря в собственное счастье. Ее слова для него словно лучи долгожданного солнца в ненастный день… Да только подвергать себя опасности из-за него, он не позволит.

— Хеймитч просил меня не касаться этой темы, — уклончиво говорит она, и Пит понимает, что Китнисс ищет возможность избежать щекотливой темы, но он уже истолковал ее слова по-своему, и раз уж она не желает отвечать на вопрос, есть лишь единственный способ проверить, правильно ли он ее понял.

— Тогда мне придется догадываться самому, — говорит он, придвигаясь ближе.

Впервые они целуются по-настоящему. Никто из них не мучается от боли, не обессилен и не лежит без сознания. Их губы не горят от лихорадки и не немеют от холода.

Этот поцелуй… настоящий.

Пит чувствует ее смятение и… Ему хотелось бы целовать ее вечность, но увы… сейчас не время и не место…

— Кажется, у тебя опять кровь. Иди ложись. И вообще уже пора спать, — дрожащим голосом произносит он.

А сам себе обещает…

У нас ещё все впереди…

Теперь он и правда верит, что удача на их стороне.

Если на Играх вообще может идти речь об удаче…

Китнисс надевает носки и заставляет Пита надеть куртку. Он совсем замерз, промозглый холод пробирает насквозь.

— Я дежурю первой, — настаивает она.

— Хорошо, но только если ты согласишься тоже залезть в спальный мешок, иначе совсем околеешь! — он был готов встретиться с яростным сопротивлением, но вопреки его ожиданиям, она не спорит.

И вот уже Пит подсовывает ей под голову свою руку и обнимает, ему хочется защитить Китнисс… даже во сне.

Ее близость пьянит и распаляет кровь, словно шампанское, что они пили после Индивидуального показа, отмечая маленькую победу трибутки из Двенадцатого. Он прижимает ее к себе еще сильнее, боясь, что это лишь игры разума, а он все также продолжает лежать у реки, измученный и изможденный.

И почти мертвый…

Постепенно сон проникает в его сознание и уже вовсю хозяйничает, даря новые мечты…

Они играют на Луговине.

Светловолосая девочка с серыми глазами танцует.

Голубоглазый малыш с темными локонами пытается ее догнать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Неучтенный
Неучтенный

Молодой парень из небольшого уральского городка никак не ожидал, что его поездка на всероссийскую олимпиаду, начавшаяся от калитки родного дома, закончится через полвека в темной системе, не видящей света солнца миллионы лет, – на обломках разбитой и покинутой научной станции. Не представлял он, что его единственными спутниками на долгое время станут искусственный интеллект и два странных и непонятных артефакта, поселившихся у него в голове. Не знал он и того, что именно здесь он найдет свою любовь и дальнейшую судьбу, а также тот уникальный шанс, что позволит начать ему свой путь в новом, неизвестном и загадочном мире. Но главное, ему не известно то, что он может стать тем неучтенным фактором, который может изменить все. И он должен быть к этому готов, ведь это только начало. Начало его нового и долгого пути.

Константин Николаевич Муравьев , Константин Николаевич Муравьёв

Фантастика / Прочее / Фанфик / Боевая фантастика / Киберпанк