Смертельное ожидание (СИ)

— Китнисс, Китнисс, ты меня слышишь?.. — шепчет он в отчаянии, склоняет голову к ее груди, продолжая искать признаки жизни, и шептать, будто заклинание, — Нет, нет, только не это! — наконец, он улавливает тихие, но все же четкие удары ее сердца.

Жива…

Он ощупывает и осматривает Китнисс, в поисках повреждений, насколько позволяет ему тусклый свет от мелькающих в небе молний. Лицо залито кровью, похоже, у нее рана головы. Еще через несколько секунд он находит источник кровотечения — на лбу глубокий порез…

Господи…

— Китнисс, очнись… — он слегка потряс ее за плечо. Тихий стон и больше ничего. Лишь дождь продолжает накрапывать свою грустную историю.

Кап.

Кап.

Пит кинулся к рюкзаку и, отыскав в нем бинты, бросился обратно. Трясущейся рукой он, как можно аккуратнее, стер кровь с её лица и шеи, и забинтовал рану. Светлая повязка выделяется в полумраке пещеры белым пятном, на котором тут же проступают темные капли крови…

Пит снимает с нее ботинки, оказавшиеся совершенно мокрыми, и бережно закутывает ее ступни в свою куртку. Сквозь трещины в потолке так и продолжает течь вода, и он мастерит из плёнки навес над девушкой.

Кап.

Кап.

Кап.

Теперь капли дождя разбиваются о новую «крышу» с глухим стуком. Пит садится рядом с Китнисс и, поколебавшись, берет ее за руку… пальцы ее неестественно холодные, он массирует их своими. Дыхание девушки прерывистое и совсем тихое. Но ровное и… живое. Несколько раз он меняет бинты, и кровотечение в конце концов вроде как остановилось. Через большую щель время стекает вместе с водой по каменным стенам и ему кажется, что прошла целая вечность, когда же в небе зазвучали первые звуки гимна Капитолия, Пит выскользнул наружу и устремил взор в небо.

Одно единственное лицо.

Мирта.

И он искренне радуется, что это не лицо Китнисс…

***

— Пит… — ее голос такой скрипучий, будто на сухую ветку наступили.

— Привет, — шепчет он, склоняясь над ней, — Рад снова видеть твои глаза.

— Я долго была без сознания?

— Точно не знаю. Я проснулся вчера вечером, а ты лежишь рядом в жуткой луже крови. Сейчас кровотечение, кажется, прекратилось, но я бы на твоем месте не пытался вставать.

Пит подносит к ее губам бутыль, и она жадно пьет.

— Ты идешь на поправку, — замечает она.

— Еще как. Штука, которую ты мне вколола, знает свое дело. Сегодня к утру опухоль почти спала…

— Ты ел?

— Угу. Слопал три куска грусятины и только потом понял, что надо экономить. Не волнуйся, теперь я на диете.

— Все в порядке. Тебе надо есть. Я скоро пойду охотиться.

— Только не слишком скоро, ладно? Теперь моя очередь заботиться о тебе. И сейчас ты должна поесть. — Пит кормит ее кусочками мяса и изюмом, опять поит водой. Потом растирает ноги, чтобы они согрелись, снова укутывает их своей курткой и по самый подбородок застегивает спальный мешок.

— Твои ботинки и носки еще сырые. При такой погоде не скоро высохнут, — говорит он, и в этот момент слышатся раскаты грома, — Интересно, зачем это все устроили? Грозу, дождь. Точнее, для кого?

— Для Катона и Цепа, — отвечает Китнисс уверенно. — У Лисы наверняка есть где спрятаться. А Мирта… она собиралась меня мучить, но тут… — ее голос замирает на вдохе.

— Я знаю, что Мирта погибла. Видел ее вчера в небе. Ты ее убила? — он сам неприятно поражается тому, насколько буднично звучит его голос. Словно чужая смерть уже ничего не значит.

— Нет. Цеп проломил ей голову камнем.

— Хорошо, что ты ему не попалась.

Китнисс вдруг сглатывает.

— Я попалась. Он меня отпустил, — делится она, а потом рассказывает о своей вылазке на Пир и все то, что до сих пор держала в себе, потому что он сам был слишком слаб для расспросов, а она, по всей видимости, была еще не готова пережить это заново.

Взрыв.

Боль.

Смерть Руты.

Первое убийство.

Хлеб от Одиннадцатого дистрикта.

Сердце Пита сжимается от сожаления и нежности к этой самоотверженной девушке.

— Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу?

— Да. Ты, возможно, не поймешь. У тебя всегда было всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне не пришлось бы тебе объяснять, — тихо произносит она, но слова ее, словно камни, со всего маху брошенные прямо ему в душу.

— Да и не пытайся, чего уж там. Куда мне понять своим умишком, — его слова, в свою очередь, как будто отдают горечью.

— Это как с тем хлебом. Наверное, я всегда буду тебе должна, — ее фраза разбивается о стены пещеры, осколками задев и его сердце. Долг? О чем она?..

— Ты что, про тот случай из детства? Думаю, теперь-то уж о нем можно забыть. После того как ты воскресила меня из мертвых.

— Ты ведь даже не знал меня. Мы никогда не разговаривали… И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще не было, если бы ты мне тогда не помог. И с чего вдруг?

— Сама знаешь с чего, — он старательно отводит глаза. — Хеймитч говорил, что тебя непросто убедить.

— Хеймитч? А он тут при чем?

— Ни при чем… Так значит, Катон и Цеп, да? Наверное, будет нескромно надеяться, что они одновременно прикончат друг друга?

— Мне кажется, Цеп славный парень. В Двенадцатом он мог бы быть нашим другом, — говорит она с сожалением.