Смертельное удовольствие

Она закрыла за собой дверь, завела двигатель. Утро раннее, небо еще только готовило завтрак на солнечном огне, облака поджаривались снизу до румяной корочки.

Настя уже отъехала от отеля, собиралась сворачивать на шоссе, когда сзади, за спиной послышался шум. Она и опомниться не успела, как шею перетянул шелковый шарфик, который лежал на заднем сиденье. Настя успела заметить знакомый черный узор на золоте. Кто-то, затаившийся в задней части салона, превратив шарфик в удавку, набросил его ей на шею и сдавил горло.

– Тормози! – дыхнув перегаром и табаком, мужским голосом приказал этот кто-то.

Настя кивнула, остановила машину.

– Двери!

Салон заблокировался сам по себе, стоило только автомобилю тронуться с места, Насте не стоило нажимать на кнопку с изображением замка, но человек, сидевший сзади, еще сильней сдавил шею, и пришлось подчиниться. Приглушенно щелкнули замки, двери разблокировались, а одна открылась. В машину сел плотного сложения парень с широким, слегка приплюснутым носом и толстыми щеками с оспинками на них.

– Привет, малышка! – Он подмигнул Насте, закрывая за собой дверь.

И сразу же достал из кармана пачку сигарет.

– В машине не курят, – робко заметила она.

Парень удивленно посмотрел на нее и засмеялся. Захохотал и его дружок. Он даже ослабил удавку на шее.

– А ты мне нравишься, – сказал толстощекий.

– Мне тоже.

Между сидений просунулась рука – толстое запястье, тяжелая ладонь, пальцы как сардельки. Эти пальцы схватили Настю за грудь, а шарфик туго стянул шею.

Настя вспомнила, как лежала на диване без ничего с заломленной за спину рукой, Рома тогда мог делать с ней все, что угодно. И сейчас она почти в таком же положении.

– Давай! – толстощекий махнул в сторону шоссе.

– Слышала? Давай! – Его дружок втиснул свою пятерню между ног.

– Я так не могу! – Настя готова была кричать от охватившего ее ужаса.

– Она так не может, – сказал толстощекий.

Только тогда его дружок убрал руку. Но продолжал держать Настю за душу. И за шею.

Они выехали на шоссе, но вскоре толстощекий показал на дорогу, которая вела в заросли вдоль реки. Настя сначала свернула, только затем подумала. Похоже, она совершила непростительную ошибку. Время раннее, место безлюдное… А ведь она могла ослушаться. Достаточно было разогнать машину до сотни в час, на такой скорости водителя убивать нельзя.

– Давай сюда!

Толстощекий показал на грунтовую дорогу, которая спускалась к самой реке. Ивы и вербы застучали по кузову своими ветками, предупреждая Настю об опасности.

Она остановила машину возле самой воды, на маленькой полянке с большим кострищем посредине. Место для огня было огорожено крупными речными камнями и «украшено» мусором, бутылками, бумажными пакетами, пластиковыми ведрышками, в которых продают шашлык.

Сзади остановился сверкающий лаком «Гранд Чероки». Впрочем, ловушка и без того уже защелкнулась. Причем давно. Удавка сползла с шеи, Настя могла открыть дверь и убежать. Но куда? Поймают же.

– Купаться будешь? – спросил толстощекий.

Настя думала недолго.

– А можно?

Плаваньем она занималась не больше года, лавров на этом поприще не снискала, но кое-чему научилась. Вдруг ей удастся сбежать вплавь от своих похитителей.

– Мама разрешает, – кивнул толстощекий.

– Мама?!

Настя зависла в раздумье. А если это мама наняла бандитов, чтобы ее Вадим никогда не ушел к Насте? В это невозможно было поверить, но еще совсем недавно Насте и в голову бы не пришло, что мама может устроить ей бойкот. Вдруг ее материнский разум заснул и переродился в чудовище?

– Хочешь, к маме?

– Э-э… Хочу!..

– Она ждет тебя на том берегу, – сказал щекастый.

– И мне можно к ней?

– Можно. Раздевайся… Догола.

– Хорошо!

Настя торопливо вышла из машины. Парень с шарфиком еще только открывал дверь, а она уже сняла олимпийку.

Из «Чероки» вывалился верзила с кривым носом, Настя к этому моменту сняла спортивные брюки. А когда стянула футболку, перед ней, преграждая путь к воде, встал толстощекий. Настя скрестила руки на груди.

– Я же сказал – догола, – Толстощекий повел головой в сторону реки.

Настя кивнула, сняла трусики – в надежде, что ее пропустят к воде. Но Толстощекий и не думал сходить с пути. Сзади стоял парень с шарфиком, справа – машина, слева – кривоносый. Она зажата со всех сторон.

– А мама разрешает тебе раздеваться перед парнями? – спросил Толстощекий, с вожделением глядя на нее.

– Нет! – Настя схватила олимпийку, лежащую на сиденье, но ее вырвали прямо из ее руки.

– А почему ты маму не слушаешься? – спросил Толстощекий.

– Я больше не буду! – Настя умоляюще глянула на него.

Она все поняла, и больше никогда не останется наедине с Вадимом, и пусть мама об этом знает. Может, она смилуется над глупой дочерью и остановит этот кошмар.

– Чего ты не будешь? – Толстощекий хищно усмехался, глядя на нее, как зверь на попавшую в когти жертву.

Он собирался вонзить в нее свои зубы.

– Раздеваться не буду, – жалко пробормотала Настя.

– Раздеваться можно. Одеваться нельзя… Ты же не будешь одеваться?

– Нет.

Настя готова была соглашаться со всем, лишь бы ее только оставили в покое.

– Ты шлюха?

– Нет!

– Ты шлюха, – кивнул Толстощекий.