Всю свою жизнь Гера Трифонов мечтал о славе. И всю жизнь проклятая судьба держала его в тени.
Все началось еще с детсадовского возраста. Целый месяц маленький Гера учил «Мойдодыра», чтобы прочитать его на детском утреннике. Он представлял, как выступит со сцены, все будут долго аплодировать, а потом подарят ему что-нибудь замечательное, – например, конструктор. Но все вышло иначе. Когда подошла его очередь читать стихи, оказалось, что утренник должен заканчиваться. Так что присутствующим не довелось оценить декламаторские способности Геры.
Так с тех пор и повелось. Гера делал все, чтобы его заметили, но везло другим – тем, кто для этого палец о палец не ударил. Гера весь вечер зубрил параграф – к доске вызывали кого-то другого. Гера накачал мышцы, достал невообразимые клеши, научился играть на гитаре – а дворовые девчонки табунчиком бегали за Костылем из соседнего подъезда, который только и умел, что рассказывать анекдоты, а потом ржать как жеребец. Гера посылал свои стихи в журнал «Юность» – но печатали других, на его взгляд гораздо менее талантливых. Он поступил в МИФИ, куда конкурс был двадцать человек на место – а все родственники восхищались его двоюродным братом, которого устроил во ВГИК друг семьи – известный кинорежиссер Ованесян.
Геру спасало только одно – его характер. Он был неисправимым оптимистом и каждую свою неудачу рассматривал как закономерный исход. Значит, что-то не учел, недодумал, если так получилось. Видимо, надо попытаться еще раз…
Когда после окончания института Геру направили в Институт ядерных исследований, он думал, что настал его час. Вот тут-то он развернется!
Но все получилось иначе. Гера придумывал блестящие проекты, месяцами работал над ними, проводил опыты и готовил статьи. А вся слава доставалась заведующему сектором, под руководством которого работал Гера. Причем получалось все само собой: тот, конечно, некоторым образом принимал участие в работе – хотя бы организацией опытов. И он имел право ставить свою фамилию на титульном листе реферата. Но, так как по алфавиту она должна была идти первой, то на нее и обращали внимание. Кроме того, перед фамилией шефа всегда стояла весьма полновесная добавка – «член-корреспондент АН СССР». Все были уверены, что Гера Трифонов лишь ассистировал. Было от чего пасть духом! Но он не сдавался. Его талантливые идеи все-таки время от времени замечали.
Тотальное невезение Геры продолжалось много лет. И вот как-то раз он отправился в горы. Конечно, курортные девушки не обращали на него никакого внимания, несмотря на то что он прекрасно катался на лыжах и мог съехать со склона не хуже иного члена олимпийской сборной. Однажды он сел на подъемник рядом с симпатичной девушкой. Они разговорились, и Гера уже думал, что фортуна повернулась к нему лицом, когда девушка через десять минут врезалась на лыжах в дерево и здорово расшиблась.
И тут Гера не на шутку рассердился. Он ударил кулаком по столу, собрал вещички и на следующий день улетел в Москву, с твердым намерением обмануть свою горемычную планиду.
Он обладал минимумом информации о своей мимолетной знакомой. Ее звали Дина, она работала в библиотеке. Небольшого роста, симпатичная… Прямо скажем, негусто. Однако это не смутило Геру. Он решительно взялся за поиски.
Вначале он обзванивал все библиотеки, которых в телефонном справочнике оказалось уйма. Примерно через неделю, когда он уже дошел до «Научно-технических и специальных», его вдруг посетила гениальная мысль. Раз она сильно разбилась, – значит, лежит в больнице. В какую больницу отправляют с переломами и травмами? Конечно же в Склифосовского!
Очень скоро он разыскал Дину. Через два месяца они поженились.
А потом его взяли на работу в компанию «Росал». С деньгами стало полегче…
Гера уже было подумал, что в его жизни началась следующая полоса – светлая, когда его послали в Сибирь, где на одном из приисков, принадлежащих компании, случилась авария и откуда он вернулся неизлечимо больным.
Он прекрасно понимал Дину, когда она начала приходить домой поздно ночью, навеселе, пахнущая табаком, шампанским и чужими мужчинами. И после того как врачи поставили окончательный диагноз, Гера решил развестись.
«Зачем мучиться обоим, – рассудил он, – пусть хотя бы у нее останется шанс».
Мне открыл высокий худощавый человек с совершенно голым черепом, оттопыренными ушами и необычайно живым и проницательным взглядом из-за толстых стекол массивных роговых очков.
– Добрый день. Вы ко мне?
– Да.
– Заходите, пожалуйста.
В квартире Трифонова, как и в доме любого другого ученого, царил беспорядок. Видимо, с того времени, когда они разошлись с женой, он не удосужился обзавестись мебелью. По углам комнаты стояли связки книг, одежда была развешана на гвоздях, вбитых в покрытые потемневшими обоями стены, и только на большом письменном столе посреди комнаты царил порядок – на нем стояла печатная машинка и две стопки бумаги – чистой и покрытой четкими машинописными строчками.
– Вот работаю над диссертацией, – проследив мой взгляд, сказал Трифонов.
– И что, продвигается?