Выходя из дома, Маша, подчиняясь какому-то древнему инстинкту, спрятала в ванной комнате за чашечку кружевного бюстгальтера несколько бумажек из давешнего гонорара. Совершив это малокультурное действие, она сама покраснела, но поделать с собой ничего не могла: сказались, видимо, гены бережливых и недоверчивых крестьянских предков. Хранить всю сумму в одном месте Маша просто побоялась. Тем более что предстояло одинокое путешествие в поезде, а до того – в наполненном жуликами, бандитами и бомжами Московском метро. Такое представление о нем сложилось у Маши после просмотра телепередач, посвященных криминальным новостям. Кроме того, здесь время от времени взрывались бомбы, так что поездка представлялась мероприятием со всех сторон рискованным и опасным. Маша слышала про то, как ловко жулики режут сумки у ничего не подозревающих граждан. За свое же нехитрое хранилище Маша была спокойна, так как вряд ли вор смог бы подобраться к нему незаметно, без Машиного ведома.
Красную площадь Маша посетила за время своего краткого пребывания в Москве уже неоднократно, и она ей очень понравилась, несмотря на банальность и заезженность символа. Понравилась брусчатка, хоть и неудобно было ковылять по ней на каблуках, а Маша, оставаясь верной своему представлению о внешнем виде привлекательной женщины, с каблуков никогда не слезала – они делали ногу стройнее, как бы приподнимали Машу над толпой, и она шла, старательно изображая летящую походку и принимая на себя частые заинтересованные взгляды мужчин. Позолоченные двуглавые орлы на башенках ей не понравились – вид у них был какой-то откормленный и неприятный, как у грифов, которых Маша наблюдала в зоопарке. Казалось, вот-вот слетят они со своих спиц, чтобы полакомиться мертвечинкой… Мавзолей пугал мрачностью – он словно затаился на обочине красивой площади, замышляя что-то темное, нехорошее. Под стать двуглавым «грифам».
Она сфотографировалась на память с ряженым под стрельца мужчиной, державшим бутафорскую алебарду и сильно потевшим в застегнутом на все пуговицы ярко-алом камзоле. А потом направилась в ГУМ – надо было привезти домой что-нибудь московское. Магазин совершенно соответствовал Машиным представлениям о Европе: все блестящее, дорогое, чистое. По его галереям можно было гулять как по улицам. Здесь находилось такое количество разнообразных товаров, что можно было долго ощупывать, примерять, рассматривать, обсуждать с продавцами всякие цацки, прежде чем купить самую малость. Себе Маша приобрела бусы, отцу – чай в шикарном тисненом кожаном мешочке, матери шелковый платок, и всем вместе – развесных шоколадных конфет. В подземный магазин на Манежной площади уже не пошла – а то не удержишься, нечего деньги зря тратить. Купила мороженое и отправилась в кассы.
Марина, нервничая, с самого утра прохаживалась вдоль касс Казанского вокзала. Обещанные Размаховым ребята дежурили тут же, вызывая нездоровое любопытство одинаковой одеждой и столь же одинаковыми лицами с тяжелой нижней челюстью. Еще пара таких ребят должна была в это время прохлаждаться на Павелецком. Марина как раз вышла покурить на улицу. Ну и где, спрашивается, эта дрянная девчонка? До каких пор ее прикажете здесь ждать?!.. Ах, какой неприятный прокол с ней вышел! Теперь стой здесь, словно девочка на побегушках, как в те времена, когда она работала в переходном возрасте помощником режиссера на «Мосфильме»… Стыдно было тогда, потому что ничего из себя не представляющие толстые, но знаменитые дядьки позволяли себе командовать ею, посылать ее, девушку, в магазин за выпивкой и закуской… Про себя она их презирала. И вот теперь, злилась Марина, она снова позволяет собой командовать, разыгрывает из себя помощницу шпиона, торчит на душном, вонючем вокзале, на который по собственному почину никогда бы и не заглянула. Город перестраивался, но вокзалы и общественные сортиры (так же, впрочем, как и поликлиники и милицейские посты) по-прежнему ощутимо напоминали о совке. Советское же время ненавидела Марина всей душой…
И ты еще, мымра очкастая, вконец свирепея, подумала Марина о размаховской секретарше, не могла билет с доставкой заказать, все норовит поменьше телодвижений делать, когда это лично ее не касается… Ну где эта провинциалка сопливая, пора бы ей уже появиться!..
Два милиционера выволакивали из здания вокзала старую бомжиху в сильном подпитии. Марине стало плохо: таких бытовых сцен она всегда тщательно старалась избегать. В очередной раз посетила ее мысль об отъезде за границу. Уж очень трудно деловой женщине в России пробиваться. Без мужчины – практически невозможно. Только за его широкой спиной. Уж так ведутся здесь дела – будь ты хоть умницей-разумницей с тремя высшими образованиями и собственным капиталом – нужна крыша. И пусть он знает в два раза меньше тебя, мало что может сам и вообще тютя – традиционно к мужчине больше доверия… Все Маринины подруги в голос утверждали то же самое. Вот и пришлось связываться с этим Размаховым…