Смертельные акции

– Родина, – странным, глухим голосом произнес Турецкий.

Времени на раздумья не было. Нужно было как можно скорее оказаться на месте происшествия.

Оставив на столе деньги, мы поднялись из-за столика и вышли из кафе.

Грязная, неуютная крыша Казанского вокзала нависала над толпившимися на перроне людьми тяжелыми металлическими конструкциями, сквозь которые кое-где проглядывало неприветливое московское небо. Почему-то казалось, что все это вот-вот должно обрушиться: и металлические конструкции, и вокзальные стены, и небо, взорваться или пролиться грозовым дождем. Природа словно чувствовала состояние Алены, невысокой угловатой провинциальной девушки, потерявшейся в этой огромной вокзальной толпе: сквозь огромные железные балки, нависшие над перроном, начинали накрапывать одна за другой крупные мутные капли. Москва не приняла Алену: на актерский факультет в ГИТИС, куда она пыталась поступить, ее не взяли, сказали: мол, полное отсутствие жизненного опыта и творческих способностей. Да и откуда жизненный опыт в семнадцать лет? Что касается творческих способностей, Алена не смогла сымпровизировать этюд под названием «У меня украли кошелек». Алена растерялась: специально плакать она не умела. Ей предложили другое задание: решить сцену обнаружения трупа. И снова – ни тебе жизненного опыта, ни фантазии.

Алена возвращалась обратно в Таганрог. «Зачем на перроне такая крыша? От дождя, что ли?» – недоумевала она, раздраженно протискиваясь сквозь толпу не то туркменов, не то казахов, натыкаясь на сваленные ими в кучи грязные тюки. Алена чувствовала себя среди этих людей чужой и лишней. Ей даже стало казаться, что ее обходят стороной, словно боясь испачкаться. На самом деле, конечно, это она сторонилась и этих людей, и их вещей. И даже самого этого ужасно неэстетичного здания. Безуспешно поискав глазами кассы или хотя бы справочное, Алена решила обратиться к носильщику:

– Скажите, пожалуйста…

– Червонец, – отрезал тот, и смерив ее взглядом, добавил: – Два.

– Что? – не поняла Алена.

– Пару червонцев гони, лапуль, скажу, что хочешь, – усмехнулся носильщик, показав гнилые зубы.

Девушка снова огляделась: табло с надписью «Прибытие поездов», «Отправление», милиция, зал ожидания… Касс дальнего следования на вокзале не было видно. Алена открыла сумку, вытащила кошелек.

– Что ищешь, красавица? – тронул ее за локоть туркмен, внешний вид которого красноречиво говорил об отсутствии определенного места жительства.

– Кассы, – ответила Алена и поморщилась: от туркмена плохо пахло.

– Туда иди, – махнул рукой туркмен и неожиданно бросился наутек.

– Убью, – раздалось у нее за спиной, – сука.

Алена оглянулась, носильщик с ненавистью смотрел куда-то мимо нее. Заметив ее взгляд, снова показал свои зубы:

– Не бойся, это я не тебе.

– А я и не боюсь, – равнодушно пожала плечами Алена, положила кошелек в сумку и двинулась в указанном туркменом направлении.

– А зря, лапуль, – донеслось ей вслед.

Кассовый зал был органической частью Казанского вокзала, тот же тяжелый запах, отсутствие справочных и указателей, грязь и множество окошек, над каждым из которых значился номер: 25, 26, 27…

Очереди у окон сливались и перетекали друг в друга. Определить, куда ведет какая из них и где она заканчивается, было совершенно невозможно.

– Двадцать восьмое, – прошептала Алена, – а где же Таганрог?

– Таганрог везде, лапуль, – сказал ей прямо в ухо показавшийся знакомым голос.

Она оглянулась. Носильщик ухмылялся.

– Ты не думай, я это… пошутил.

– Это вы насчет червонцев? – догадалась Алена.

– Это я насчет «зря», лапуль, – повторил за девушкой ее интонацию носильщик и попытался взять у нее сумку: – Помогу давай.

– Мне не тяжело. – Алена выдернула из рук носильщика сумку. – Кто последний?

– Ты первая. – Носильщик протиснулся к кассе, отодвигая стоящих у долгожданного окошка первых очередников. Очередь угрожающе зашумела. – Работники вокзала обслуживаются вне очереди, – не терпящим возражения тоном заявил носильщик и подмигнул кассирше: – Здравствуй, Оленька.

– Число, город, номер поезда. – Пятидесятилетняя Оленька на секунду оторвалась от компьютера, заметила носильщика. – Привет.

– Щас.

Через секунду у кассы, держа в одной руке сумку, в другой кошелек, стояла Алена, оберегаемая носильщиком от напора возмущенной очереди. Их пытались оттеснить в сторону. Алена чувствовала горячее дыхание носильщика, его несвежий запах. Глубокое отвращение к этому человеку боролось в ней с просыпающимся чувством благодарности к нему же. Очередь напирала.

– До Таганрога. Сегодня. Любой. Сколько? Что? – Не расслышав ответ кассирши, Алена достала из кошелька двести рублей, отдала деньги в кассу.

– Паспорт.

Где же он? В сумке? Нет. Да, кажется, в кармане. Кошелек. Сумка. Дышать совершенно нечем. «Боже мой, когда же все это кончится?» – думала Алена, пряча кошелек в сумку, ставя ее на пол, протягивая в окошко паспорт.

– Ждите.