Смертельные объятия

— Послушайте, что вы такое говорите? И когда это моя Наташа бегала по утрам? Да она терпеть не может спорт и все, что с ним связано! Она, как и я, большая любительница тепла и комфорта, и для нее все эти пробежки — настоящая каторга! Да! Кроме того, она соня, очень любит поспать. А если учесть, что мы легли под утро, то, спрашивается, что заставило ее подняться с рассветом и уйти, вернее, уехать?

— Так она уехала?

— Ну да, на своей машине.

— Надеюсь, чемоданы на месте? — осторожно спросила Женя.

— На месте… Но что для нее чемоданы какие-то, вещи? Она может купить себе кучу вещей и чемоданов. Она могла ничего не взять, чтобы я не сразу понял, что она ушла.

— Но зачем ей куда-то уходить? Вы что, с ней поссорились? — Борис отчего-то разозлился, Женя только не поняла, на кого, на брата или исчезнувшую Наташу.

— Нет. У нас все замечательно… Было. Мы же дом выбирали!

— А может, она не хотела отсюда уезжать?

— Хотела, в том-то и дело! Она хотела большой дом, с таким же зимним садом, мечтала о каких-то растениях…

— Но в доме полно места, много комнат, почти весь второй этаж, за исключением комнаты для Валеры Реброва, не занят, — проговорила Женя. — Там две прекрасные спальни, кабинет, просто огромная ванная комната! Я не понимаю, почему вы до сих пор ютитесь в вашей комнате, Петр, словно больше и места нет. Можно же накупить, я не знаю, мебель в спальню, все там обустроить… Дом, повторяю, огромный, и сад тоже! И мы с Борей не хотим, чтобы вы переезжали. Или… Может, я ее чем обидела?

— Она тебя, Женечка, просто обожает. Нет, все дело во мне. Видимо, я сделал что-то не так.

— А что, если дело во мне? Может, я сделал что-то не так… Или сказал? — неуверенно спросил Борис. — Но не помню, чтобы я был груб с ней. Да я тоже уже привык к Наташе и рад был, что она нашлась.

— Но она ушла, понимаете! Уехала! И это впервые за все то время, что она здесь живет. И ни слова мне не сказала. Разве что написала.

— Как? — хором переспросили Женя с Борисом.

— А я разве вам не сказал? Минутку… — И Петр достал из кармана пижамной куртки записку.

На голубом листочке было написано: «Кое-что нашла, хочу посмотреть сама… Скоро вернусь. Люблю».

Борис в сердцах отшвырнул от себя салфетку. Выругался, что случалось с ним редко в присутствии жены.

— Ты нормальный вообще, Петя?!!! Ты чего запаниковал? Она же ясно все написала!

— Да мало ли, что она написала. Уехала же. Без меня. Не разбудила…

— Я кофе вам налью? — улыбаясь, спросила, уже успокоившись, Женя.

— Можно… А-а-а… Господи, в чем я пришел?! Какой стыд! — И Петр, вдруг опомнившись, что показался перед домашними в пижаме, вскочил и бросился переодеваться.

— Он не спокоен. Он до сих пор боится ее потерять. Почему, Боря?

Женя включила кофемашину.

— Любит ее до безумия. Так нельзя любить. Так можно сойти с ума.

— А разве ты не любишь меня до безумия?

— Люблю, конечно, но мозги свои не отключаю никогда. Постоянно думаю о тебе, переживаю. А ты этого, к сожалению, не понимаешь. Вечно вляпываешься в какие-то истории. Рискуешь собой.

— Боря! — строго окликнула его Женя, тем самым напоминая мужу о том, что тема эта ей неприятна, что все давным-давно оговорено и что она не намерена отказываться от своих принципов и желаний.

Он вздохнул и принялся за второй бутерброд.

2. Май 202… г

— Вот, смотри, сколько я заработала за месяц только на чаевых!

И Оля достала из жестяной коробочки из-под голландского печенья деньги. Целый ворох бумажных купюр.

— Около пятидесяти тысяч. А ты говоришь, брось работу и возвращайся домой. Да разве я там заработала бы такие деньжищи?

— Но ты сама-то понимаешь, что гробишь себя? Что тебе противопоказано таскать тяжелые подносы.

Разговор происходил в маленькой московской квартирке, которую снимали две подружки из города Мышкина, Оля и Валя. Оля была приятная, с мелкими чертами лица девушка, шатенка с карими глазами. Невысокая, с полной грудью, она нравилась мужчинам своей женственностью и нежным голосом. Быть может, поэтому подвыпившие клиенты платили ей всегда щедрые чаевые.