И вот когда он – уже, наверное, в сотый раз – попытался выбить крышку, в тот самый миг, когда он уже хрипел, а его силы и мужество были на исходе, крышка, повинуясь толчку его плеча, открылась словно сама собой.
– Смерть всем чертям! Клянусь потрохами всех святых! Клянусь копытом Сатаны! Чревом моей матери! – облегчал себе душу Пардальян, нанизывая ругательства одно на другое.
Он был смертельно бледен, глаза его блуждали, он дрожал от гнева и ужаса. Он полной грудью вдыхал воздух, словно никак не мог насытить им свои легкие; машинально он провел рукой по лбу – по нему стекали крупные капли пота. Он стоял на коленях посреди своего гроба; он огляделся вокруг безумными глазами, ничего не видя, думая лишь об одном: бежать!
Он не заметил, что находится все-таки в саду, а не на кладбище, как он полагал. Он даже не заметил, что могила его была на удивление мелкой и что вся земля, которую бросали на гроб целыми лопатами, благодаря какой-то специальной уловке оказалась раскиданной по дну ямы.
Он понимал только, что жив и свободен! Вокруг много воздуха и простора, вокруг деревья и трава, а над головой – чистое небо! Шевалье горел неистовой жаждой мести, он был исполнен решимости свернуть шею этому мерзавцу Эспинозе; ведь именно он придумал эту чудовищную пытку, которой даже нет названия, и подверг ей его, Пардальяна! Теперь, когда его славная рапира опять у него в руках, он, презирая мушкетную перестрелку, чувствовал в себе достаточно сил, чтобы сразиться со всеми приспешниками великого инквизитора, даже если имя им – легион.
Наконец свежий вечерний воздух – уже начинало темнеть – охладил его пылающую голову, и к нему (хотя бы частично) вернулось хладнокровие; он быстро выбрался из могилы и широким решительным шагом, с той ошеломляющей стремительностью, которая была ему присуща, когда он начинал действовать, прямиком направился к замаскированной калитке, обнаруженной им как раз рядом.
Он вытащил шпагу, с грозным видом несколько раз со свистом рассек ею воздух и внезапно распахнул калитку.
Перед ним открылся двор, занятый группой вооруженных людей.
Пардальян сделал два шага вперед и сразу же наткнулся на дежурного офицера, командовавшего этими людьми; увидев шевалье, он удивленно воскликнул:
– Господин де Пардальян! Откуда вы тут взялись?
Расслышал ли Пардальян его слова? Во всяком случае, он понял только одно: офицер не собирался преграждать ему путь.
Он холодно ответил на вопрос:
– Где здесь выход?
По крайней мере, он считал, что отвечает холодно. На самом же деле он прорычал свой вопрос с грозным, устрашающим видом, так, как если бы прокричал:
– Дорогу, или я убью вас!
И не дожидаясь ответа, он повернул направо, наобум, сам не зная куда идет, и удалился, широко шагая.
Офицер, в свою очередь, прокричал:
– Эй! Господин де Пардальян!.. Не сюда!
И поскольку шевалье, не оборачиваясь, неуклонно продолжал свой путь, офицер догнал его, схватил за руку и очень вежливо сказал:
– Вы ошибаетесь, господин де Пардальян, выход не здесь... он там.
И указал пальцем в противоположную сторону.
– Что вы говорите, сударь?
Поглупевший от изумления Пардальян стал даже заикаться, не зная, наяву все это с ним происходит или во сне.
Офицер спокойно ответил:
– Вы изволили спросить меня, где здесь выход. Разрешите мне заметить вам, что вы ошибаетесь... Выход налево, а не направо.
– Ах так, сударь! – прорычал Пардальян, который чувствовал, что сходит с ума. – Стало быть, вы здесь не для того, чтобы меня арестовать? Вы не получили приказа убить меня?
– Что за шутки, сударь? – сказал офицер, улыбаясь. – Я – и это правда – получил приказ арестовать всякого, кто предстанет передо мной, но это никоим образом не касается господина де Пардальяна; напротив, нам велено оказывать представителю Его Величества короля Наваррского все подобающие знаки уважения.
Шевалье взглянул офицеру прямо в глаза и увидел, что тот был совершенно чистосердечен. Он тотчас же вложил шпагу в ножны и, поклонившись, в свою очередь, человеку, который говорил с ним, сняв шляпу, тихо сказал:
– Простите меня, сударь... Я, очевидно, подхватил лихорадку... там, в этих коридорах.
– Это вполне вероятно, – ответил офицер, по-прежнему любезно улыбаясь.
И добавил с готовностью, идущей от сердца:
– Вы не желаете, чтобы я приказал послать за врачом Его Величества?
– Тысяча благодарностей, сударь, – отозвался Пардальян с той изысканной учтивостью, которая приобретала в его устах особую ценность. – Я уже чувствую себя лучше... Пустяки.
И прошептал в сторону – не громко, но и не тихо:
– Пусть собаки сожрут мои потроха, если я хоть что-нибудь понимаю в том, что со мной случилось! В этот момент спокойный голос, который шевалье сразу же узнал, сказал:
– Разве я не дал вам слово, что вы сможете выйти отсюда так же, как вы сюда вошли?
– Эспиноза! – закричал Пардальян. – Но откуда же он тут взялся?
И впрямь казалось, что великий инквизитор возник из-под земли.