Смертельные враги

Между тем Монтальте устремился в лабиринт коридоров, огромных залов, дворов и лестниц. По крытой галерее, соединявшей Ватикан с замком Святого Ангела, он добежал до темницы, где побежденная Фауста ожидала смерти.

Весь дрожа, Монтальте приблизился к двери, которая охранялась двумя солдатами. Они хотели было скрестить перед ним свои алебарды, но, надо полагать, власть племянника Святейшего Отца была в Ватикане столь велика или, возможно, выражение его лица было в тот момент столь ужасно, что стражники попятились.

Монтальте открыл окошечко, которое позволяло наблюдать за тем, что происходило внутри темницы.

Вот что увидел через это окошечко кардинал Монтальте… Мимолетное и зловещее явление из смертного сна.

На узкой кровати распростерта молодая женщина… Молодая мать… она… Фауста, женщина ослепительной красоты. Взяв обеими руками ребенка, она поднимает его, и в этом движении сквозит и сила, и нежность; она смотрит на дитя своими огромными темными глазами, сверкающими, словно черные алмазы.

У кровати стоит служанка.

Странно спокойным голосом Фауста произносит:

— Ты возьмешь его, Мирти, и воспитаешь. Вы уедете во Францию, в Париж. Я хочу, чтобы он вырос далеко от Рима, далеко от Италии. А когда он станет взрослым, ты расскажешь ему и обо мне, и о его отце. Не бойся, никто не станет противиться твоему уходу из замка Святого Ангела, я добилась, чтобы с моею смертью умерла и месть Сикста V.

— Все сделаю, госпожа! — ответила Мирти и разрыдалась. — И я ничуть не стану бояться. После вашей смерти я должна жить, и я буду жить ради него!

Фауста слабо кивает головой, принимая это торжественное обещание. Минуту она хранит молчание, а затем, устремив глаза на ребенка, продолжает:

— Сын Фаусты… Сын Пардальяна… Что с тобой будет? Каким ты вырастешь? Отомстишь ли за мать? Сын Фаусты и Пардальяна, пусть сердце твое не знает жалости, любви, сострадания — всех тех чувств, что превращают человека в раба! Я хочу, чтобы ты пронесся по жизни безжалостным метеором, воплощением самого Рока. Прощай, сын Пардальяна! Я поцелую тебя, перед тем как умереть, и пусть моя сила и гордость перейдут тебе. Сын Пардальяна и Фаусты, что станется с тобой?..

Она склоняется к лобику младенца, целует его и передает служанке.

Все кончено. Мирти берет на руки ребенка, которого она должна увезти как можно дальше от Рима. Она отходит и отворачивается, словно желая скрыть от едва вступившего в жизнь крохотного невинного существа — сына Фаусты, сына Пардальяна, как его мать вступает в смерть.

Фауста неторопливо открывает золотой медальон, висящий у нее на груди, вынимает оттуда крупинки яда и кидает их в заранее подготовленный кубок.

Все кончено. Одним глотком Фауста осушила кубок и упала на подушку… бездыханная.

Глава 2 ВЕЛИКИЙ ИСПАНСКИЙ ИНКВИЗИТОР

По другую сторону двери послышался жуткий крик тревоги и ужаса. Это Монтальте; потрясенный, он кричит во весь голос, он рычит, сраженный этой непредвиденной развязкой:

— Умерла?.. Как?! Она умерла! Безумец! Почему я не подумал о том, что, не желая попасть в лапы палача, Фауста покончит с собой!

И почти тотчас же он неистово обрушился на дверь; яростно колотя в нее кулаками и задыхаясь, он призывал:

— Скорее! Скорее! Помогите! Вдруг ее еще можно спасти?!

Попытка оказалась бесплодной, и, обращаясь к стражникам, которые безучастно присутствовали при этом взрыве отчаяния, он закричал:

— Откройте! Да откройте же! Говорю вам — она умирает… Ее надо спасти!

Один из стражников ответил:

— Эту дверь может открыть лишь верховный судья.

— Эркуле Сфондрато?! Будь я проклят!

И Монтальте рухнул на колени, обхватив голову руками и сотрясаясь от рыданий.

В этот момент чей-то голос произнес:

— Я тоже имею право открыть эту дверь… И я открываю ее!

Одним прыжком Монтальте вскочил на ноги, взглянул на человека, сказавшего эти слова, и прошептал с выражением скрытого ужаса, смешанного с почтительностью:

— Великий испанский инквизитор!

Иниго де Эспиноза, кардинал-архиепископ Толедский, великий испанский инквизитор, близкий родственник и преемник Диего де Эспинозы, был человеком лет пятидесяти, высоким, сильным, с лицом спокойным и бесстрастным, лишь изредка выражавшим хоть какое-то искреннее чувство. Вот уже месяц инквизитор находился в Риме. Он приехал сюда с миссией, о которой никто ничего не знал. Он вел многочисленные беседы с Сикстом V, при которых никто не присутствовал. Правда, было замечено, что престарелый папа — некогда весьма крепкий мужчина и опасный соперник в дипломатических баталиях — выходил после этих бесед с Эспинозой все более и более разбитым, все более и более постаревшим. Стало известно также, что назавтра инквизитор должен отбыть обратно в Испанию.

Следуя повелительному жесту Эспинозы, стражники поклонились, дрожа, и отошли в дальний конец коридора.

Не добавляя к сказанному ни слова, Эспиноза открыл дверь и вошел в темницу.