— Что вам сказать, шевалье? До сих пор я терзался ужасными сомнениями. Но теперь я и с самом деле верю, что напишу если и не шедевр, как вы предполагаете, то уж во всяком случае, книгу, которая не пройдет незамеченной.
— Ага! Я был в этом уверен!.. Но скажите — почему сами-то вы сейчас уже не сомневаетесь?
— Потому что я наконец-то нашел образец, нашел своего героя, которого так долго искал, — ответил Сервантес с загадочной улыбкой.
— Отлично, разрази меня гром!
Тем временем дворик постепенно опустел. Лишь за столом на другом его конце осталась группа шумных собутыльников, хлопочущая служанка и дочь трактирщика, которая следила за тем, чтобы тарелки и стаканы двух новоиспеченных друзей были полны.
Сервантес осмотрелся кругом и убедившись, что никто не может их услышать, понизил голос и зашептал:
— А вы, сеньор? Вы говорили о какой-то миссии… Простите меня, но я умоляю видеть в моем следующем вопросе лишь желание быть вам полезным.
— Я уверен в этом, — отозвался Пардальян. — Итак, ваш вопрос.
— Потребует ли ваша миссия общения с королем?
— Общения… и столкновения! — четко произнес Пардальян, глядя испанцу прямо в глаза.
Сервантес молча выдержал взгляд шевалье, а затем, пригнувшись к столу, сказал очень тихо:
— В таком случае говорю вам: берегитесь, шевалье, берегитесь!.. Если вы появились здесь с намерением помешать политике короля, забудьте о том прямодушии, что светится в ваших глазах… Скрывайте свое лицо, наденьте на него непроницаемую маску, ибо здесь вы увидите лишь маски, лишь капюшоны с отверстиями для глаз… Следите за своими словами, за своими жестами, мыслями, ибо в наших краях ребенок, которому вы дадите кусок хлеба, птица, которая заденет вас своим крылом, — все, все выдаст вас и донесет на вас инквизиции… Если вы явились для борьбы, не доверяйте своей силе, своему окружению, своему уму!.. Всегда будьте начеку, шевалье, и смотрите не перед собой, но направо, налево, позади себя, оглядывайтесь по сторонам, но особенно назад, так как поразить вас попытаются именно в спину!
— Проклятье! Ваши слова производят впечатление, дружище!..
Обращаясь к девушке, Пардальян спросил:
— Скажите-ка, милое дитя, как вас зовут?
— Хуана, сеньор.
— А ну-ка, красавица Хуана, принесите мне еще апельсинового желе, оно необычайно вкусное, клянусь честью!.. И поищите-ка хорошенько у вашего многоуважаемого батюшки — не найдется ли у него еще бутылочки того сомюрского, к коему я весьма неравнодушен.
— Дон Кихот! — пробормотал Сервантес.
Десять минут спустя Хуана поставила на стол желе и вино и удалилась легким шагом.
— Итак, милейший господин де Сервантес, вы говорили, что… — беззаботно начал Пардальян, тщательно намазывая желе на медовую коврижку.
Секунду Сервантес ошеломленно глядел на него, потом тихонько покачал головой.
К тому времени они оказались во дворике одни.
— Известно ли вам, что такое король Филипп? — продолжал Сервантес по-прежнему шепотом.
— Недавно я видел его, когда он проезжал на носилках, и, клянусь честью, впечатление не из лучших.
— Король, шевалье, — это человек, который приказал отрубить голову одному из своих министров лишь за то, что тот осмелился заговорить прежде, чем получил высочайшее дозволение… Это человек, который в мельчайших подробностях записывает, в каком порядке он оставил бумаги на своем рабочем столе, дабы удостовериться, что ничья нескромная рука к ним не прикоснулась… Это человек, который преследует своей неумолимой ненавистью женщину, уже не любимую им, обрекая ее на медленную смерть в темнице, куда он приказал ее бросить… Этот человек явился сюда во главе армии, чтобы покарать безобидных ученых и мирных торговцев только за то, что они поклоняются иному богу, чем он… В действительности же их преступление состоит в том, что они обладают несметными богатствами, весьма пригодными для конфискации…
Там, где прошел этот человек, загораются костры, чтобы обратить в пепел тех, кого пощадила мушкетная пуля… В довершение ко всему, этот человек из ревности приказал схватить и умертвить в ужасных пытках своего собственного сына, наследника трона, инфанта дона Карлоса! Вот что такое испанский король, которого вы, шевалье де Пардальян, имели несчастье только что повидать!..
— На своем жизненном пути, уже довольно долгом, мне довелось сразить несколько довольно устрашающих чудовищ… Признаюсь однако, что никогда не встречал я столь полного, столь замечательного в своей уродливости образчика, как тот, чей портрет вы мне сейчас набросали. Именно его мне не хватало для моей коллекции, и все сказанное вами вызывает во мне яростное желание увидеть его поближе… хотя бы это и грозило мне, маленькому человечку, быть раздавленным и стертым с лица земли.
— Именно это и сказал бы Дон Кихот! — восхищенно воскликнул Сервантес.
— Простите?..
— Ничего, шевалье, так, одна мысль.
И продолжал серьезно:
— Однако если бы дело было только в короле… это было бы еще не столь страшно…
— Как, сударь, есть еще что-то похуже?.. Если это так, значит, надо набираться сил, черт побери!.. Ну, ну, давайте ваш стакан… За ваше здоровье, господин де Сервантес!