— Это мало, — коротко сказала Фауста.
— Господин де Бюсси-Леклерк предложил нам от вашего имени вдвое больше.
— Господин де Бюсси-Леклерк ошибся, — холодно сказала Фауста и позвонила в колокольчик.
На этот зов появился управляющий с тремя туго набитыми мешочками. Не говоря ни слова, он торжественно поклонился, положил мешочки на столик, снова поклонился и исчез. Три наемника на глаз прикинули вес мешочков и в восторге переглянулись.
— Господа, — сказала Фауста, — в каждом из этих кошелей три тысячи ливров… Это первая четверть жалованья, которое я намерена вам выплачивать… не считая пищи, крова и экипировки…. не считая наградных и мелких выплат.
Все трое были ошеломлены, и Сен-Малин даже воскликнул с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах:
— Это слишком, сударыня!.. Право, слишком!
Двое других одобрительно кивнули, в то же время лаская взором симпатичные мешочки.
— Господа, — продолжала Фауста, по-прежнему улыбаясь, — вы состояли на службе у короля. Теперь вы состоите на службе у принцессы, которая, быть может, в один прекрасный день вновь станет повелительницей… но которая сейчас ею не является. Для вас это своего рода понижение… я обязана выплатить вам компенсацию.
И указав на кошельки, пригласила:
— Возьмите же без всяких сомнений то, что дано вам от всей души.
— Сударыня, — с пылом воскликнул Монсери, самый молодой из всех, — если надо будет сделать выбор между службой самому великому королю в мире и службой принцессе Фаусте, поверьте, мы не будем колебаться ни секунды!
— Даже без компенсации! — добавил Сен-Малин, пряча один из трех мешочков.
— И без мелких выплат! — провозгласил, в свою очередь, Шалабр, молниеносным жестом схватив второй мешочек.
Видя такое, Монсери, не желая отставать от товарищей, завладел третьим мешочком, говоря:
— Жду ваших приказаний, сударыня.
Сей фокус был исполнен так быстро, а вид у троих охранников был такой простодушно-безучастный, что Бюсси-Леклерк, молчаливый и невозмутимый свидетель этой сцены, не мог сдержать улыбки.
Что до Фаусты, то она не улыбнулась, но сказала:
— Вы отправляетесь в поход, господа.
Троица насторожилась.
— Та же сумма будет вам отсчитана по окончании похода…
Все трое тотчас же вскочили:
— Слава Фаусте!.. Черт подери!.. В бой!.. Разрази меня гром!.. — кричали они восторженно.
Тогда Фауста решила приоткрыть завесу:
— Речь идет о Пардальяне, господа.
«Ага! — подумал Бюсси, — а я-то все ломаю голову: за какую же смертельную опасность назначена такая, воистину по-королевски щедрая, цена?»
Энтузиазм троих наемных убийц тотчас иссяк. Недавно еще сиявшие лица выражали теперь испуг, улыбка застыла на закушенных губах, а глаза всматривались в темные углы, словно ожидая, не появится ли тот, одного имени которого оказалось достаточно, чтобы привести их в ужас.
— Вы и сейчас полагаете, что плата за вашу службу слишком велика? — спросила Фауста без тени насмешки.
Трое мужчин отрицательно замотали головой.
— Раз речь идет о Пардальяне — нет, черт возьми! Это не слишком много.
— Уж не колеблетесь ли вы? — спросила опять принцесса, но уже ледяным тоном.
— Нет, тысяча чертей!.. Но Пардальян… Проклятье! Тут есть от чего впасть в нерешительность, сударыня!
— Известно ли вам, что мы рискуем так никогда и не потратить пистоли, которые столь весело позвякивают в наших карманах?
Фауста все тем же ледяным тоном бросила:
— Решайтесь, господа.
Непроизвольно понизив голос, словно тот, чье убийство они замышляли, мог их услышать, Сен-Малин произнес:
— Значит, надо…
И красноречиво-зловещим жестом докончил свою мысль.
По-прежнему отважная и решительная, Фауста холодно, твердо, с чуть заметным презрением сформулировала вслух то, чего не осмелился сказать головорез:
— Надо убить Пардальяна!
Сомнение еще не покинуло их окончательно; они переглянулись исподлобья, но затем, вновь обретя свою привычную беззаботность, пожали плечами, словно стряхивая с себя всякие ненужные угрызения совести и страхи.
— Ба, в конце концов или мы его, или он нас, — отрубил Сен-Малин.
— Все мы смертны! — наставительно сказал Шалабр, осторожно проводя кончиком пальца по лезвию кинжала.
— А то мы уже совсем разленились! — подытожил Монсери, хрустя суставами.
И словно сговорившись, они взялись за эфесы шпаг и закричали:
— Вперед, на Пардальяна!
И страшно, по-звериному ощерились. Фауста улыбнулась. Уверенная теперь в этой троице, она повернулась к Бюсси-Леклерку.
— Считает ли господин де Бюсси-Леклерк себя слишком важным вельможей, чтобы поступить на службу к принцессе Фаусте? — спросила она.
— Поверьте, сударыня, — поспешно сказал Леклерк, — я почту за честь поступить к вам на службу.
— В борьбе против Пардальяна помощь такой шпаги, как ваша, была бы неоценима. Назначьте ваши условия сами. Каковы бы они ни были, я их принимаю.
Бюсси-Леклерк внезапно вскочил на ноги. Яростным движением он выхватил свой кинжал из ножен и зарычал в порыве исступленной ярости: