— Ради счастья вонзить эту сталь в сердце Пардальяна я не колеблясь отдал бы, сударыня, не только все мое состояние до последнего денье, но и всю свою кровь до последней капли!.. Моя помощь вам обеспечена, будьте уверены… Но, как вы сами понимаете, между нами и речи быть не может ни о найме, ни о деньгах, во-первых, потому, что радость утоленного мщения станет мне достаточной наградой, а во-вторых, я исполнен решимости считать своим врагом всякого, кто попытается встать между Пардальяном и мной, и поступать с ним соответственно… Если после того, как вы приговорили Пардальяна к смерти, вам взбредет фантазия спасти его, я, будучи у вас на службе, не смогу ослушаться вас, не совершив при этом предательства.
Фауста задумчиво кивнула, соглашаясь.
— Позднее, сударыня, я приму те великодушные предложения, которые вы изволите мне сделать. Пока же я предпочту сохранить свою независимость.
— Когда вы сочтете, что этот момент настал, вы увидите, что мои намерения на ваш счет никак не изменились.
Бюсси поклонился и решительно заявил:
— А тем временем, сударыня, позвольте мне стать во главе этого предприятия… Не обижайтесь, господа, я не сомневаюсь ни в вашем рвении, ни в вашей преданности, но вы действуете в интересах принцессы, я же — в своих собственных. Видите ли, когда речь идет о ненависти и о мщении, Бюсси-Леклерк доверяет лишь самому себе!
— Эти трое будут поступать в соответствии с вашими указаниями, — решила Фауста.
Троица безмолвно поклонилась.
— Вы уже наметили какой-нибудь план, господин де Бюсси? — спросила Фауста.
— Весьма приблизительный, сударыня.
— Однако Пардальян должен умереть… как можно скорее, — настойчиво повторила Фауста, поднимаясь.
— Он умрет! — уверенно сказал Бюсси, скрежеща зубами.
Фауста вопросительно взглянула на троих охранников; они взревели:
— Он умрет!
После минутного размышления принцесса сказала:
— Господа, я предоставляю вам свободу действия. Но если до понедельника вы не сможете нанести Пардальяну решающий удар, вы все вчетвером отправитесь со мной на королевскую корриду. Там я укажу вам, что делать, и на этот раз, я думаю, Пардальян не избегнет смерти.
— Хорошо, сударыня, — согласился Бюсси, — мы все явимся туда… если, конечно, не справимся с делом прежде понедельника.
— Ступайте, господа, — сказала Фауста, выпроваживая их монаршим жестом.
Как только охранники очутились у себя: в большой комнате, служившей им дортуаром, первой их заботой было, не помня себя от радости, вскрыть мешки, пересчитать экю и пистоли и сложить монеты столбиками.
— Три тысячи ливров! — ликовал Монсери, глядя на золотые и потирая ладони. — Никогда еще у меня не было такого богатства!
Шалабр бросился к своему сундучку и, тщательно запрятывая туда свою долю, пробурчал:
— Служба у Фаусты не так уж и плоха!
— Когда все это будет надлежащим образом промотано — съедено, пропито и проиграно, мы получим еще, — заметил Сен-Малин.
— Верно, черт меня раздери! Ведь Фауста обещала нам платить в срок и помногу, — радостно воскликнул Монсери.
— Но только после того, как мы прикончим Пардальяна, — сказал Сен-Малин страдальческим голосом.
Одного этого имени опять-таки оказалось достаточно, чтобы свести на нет всю их радость; на какое-то время они задумались.
— Кажется мне, вознаграждение нам пока не светит, — прошептал, качая головой, Шалабр.
А Монсери выразил вслух то, о чем каждый думал про себя:
— Жаль, дьявол раздери! Этот чертов шевалье мне так нравился!
— А как славно он оттаскал за бороду того рыжего!
— А с каким независимым видом он говорил с самим королем!
— А как здорово он осадил этих наглых и спесивых кастильских сеньоров! Черт возьми! Какой человек!
— Я гордился тем, что я, как и он, француз!.. В конце концов, мы тут во вражеской стране!
— А ведь именно этого человека мы должны… подстеречь… если не хотим отказаться от блестящего положения и вновь превратиться в нищих искателей счастья, — сказал Сен-Малин (как самый старший, он был самым серьезным и самым практичным).
— Но мне его жаль, черт побери!
— Что поделаешь, Монсери, не всегда делаешь то, что хочется.
— Такова жизнь!
— И коли уж смерть Пардальяна должна обеспечить нам благополучие и процветание, то, клянусь честью, тем хуже для Пардальяна! — решил Сен-Малин.
— К черту Пардальяна! — пробурчал Шалабр.
— Каждый за себя и Бог за всех! — поддакнул Сен-Малин.
— Аминь! — заключили два других охранника и расхохотались.
Глава 16
СКЛЕП ЖИВЫХ МЕРТВЕЦОВ
Когда Пардальян, расставшись с Эспинозой, вновь оказался в коридоре, он встряхнулся и облегченно вздохнул.
— Ух, наконец-то я вырвался из этого кабинета! Конечно, он оснащен очень хитрыми механизмами, но почему-то в нем не чувствуешь себя в безопасности — уж больно противны все эти капканы, потайные ходы, раздвижные перегородки, люки в полу… Здесь я по крайней мере знаю, куда ставлю ногу.
И он тотчас же огляделся опытным взглядом, изучая то место, где находился:
— Хм! Кажется, я поторопился с выводом! А вдруг этот коридор нашпигован такими же штучками, как и кабинет, откуда я только что вышел? В какую же сторону мне идти?