Он повысил на нее голос. Совсем чуть-чуть, и он точно не кричал, но для Аси и это было много. Несмотря на все сомнения насчет этой пьесы, она отчаянно не хотела лишиться места в студии. Да и вообще, Тимур Никитич стал первым в этом дурдоме, кто по-настоящему поверил ей, она не хотела его разочаровывать!
Поэтому она стянула свитер и осталась в блузке и расклешенной юбке до колена. Блузка выглядела именно так, как и ожидала Ася: отвратительно. Но Тимур Никитич и глазом не моргнул, это несколько успокоило ее, заставило подойти к нему, позволить снова обнять себя.
— Видишь, Ася? Все не так уж сложно. Расслабься, у тебя как будто судороги! Беда в том, что ты стесняешься, я знаю. А не надо стесняться, актрисы этого никогда не делают! Они понимают, что это все театр. Здесь любой поцелуй, любое прикосновение — это нормально, просто такое искусство. Высокое искусство, которое ты должна себе позволить!
Его голос звучал ровно, мягко, и если только слушать его, невозможно заподозрить, что есть подвох. Однако Ася не только слушала, она еще и чувствовала. Одной рукой Тимур Никитич продолжал обнимать ее за талию, привлекая к себе, не позволяя отойти. А вот другая рука словно решила пожить своей жизнью. Ася почувствовала, как пальцы преподавателя скользнули по ее волосам, осторожно погладили ее щеку, задержались на шее, касаясь ее так, что по коже мурашки пошли.
Все это было в пьесе… Или было нечто подобное.
Это нормально. Нельзя срываться, нельзя…
Рука скользнула ниже. Тимур Никитич наклонился к ней, и теперь он уже не просто говорил, а шептал ей на ухо. Его рука погладила ее ключицу, опустилась ниже, к груди, и задержалась там, очерчивая линию, где проклятый лифчик сидел слишком туго. Ася почувствовала, как ей стало тяжело дышать и отчаянно захотелось расплакаться. Она понимала: еще хоть слово, и слезы прольются, она выставит себя полной истеричкой, опозорится тут, лишится места в студии… Поэтому она молчала, даже когда его рука начала медленно расстегивать пуговицы блузки, касаясь обнаженной кожи все чаще, все наглее, сдвигая в сторону тонкую ткань лифчика, по-хозяйски ощупывая все, что под ней.
Асе было четырнадцать лет, и она прекрасно понимала, что происходит. Она просто не могла поверить, что это происходит с ней. Шок накрывал ее ледяной волной, лишая сил, лишая воли. Соглашаться было страшно. Сопротивляться она не решалась. Она просто позволила событиям развиваться, отчаянно умоляя вселенную о помощи.
И вселенная помогла — грохотом ведер в коридоре. Похоже, явилась вечерняя уборщица.
Тимура Никитича будто отшвырнуло от нее. Вот он стоял рядом — а вот уже метрах в пяти, а она замерла посреди зала одна, покрасневшая, в расстегнутой до живота блузке… Ася наконец опомнилась, поспешно поправила белье и застегнулась, потом натянула свитер. Смотреть на преподавателя она не решалась.
Но и он уже пришел в себя, сообразил, что уборщица вот так сразу не ворвется, она всегда долго кряхтит и тряпки собирает, прежде чем заняться делом. Поэтому к Асе Тимур Никитич обратился с прежней невозмутимостью, будто ничего особенного и не случилось:
— Надеюсь, сегодняшний урок помог тебе. Я на тебя очень надеюсь, Ася. Если нужно — помогу еще, думаю, тебе это понравится. Увидимся на следующей репетиции.
— Да, конечно, — промямлила Ася. — До свидания, Тимур Никитич…
Она так и не посмотрела на него, уходя. Думала, что расплачется по дороге, но слез не было. Напротив, глаза пересохли, у Аси было такое ощущение, что ее ударили по голове чем-то тяжелым. Тело под одеждой горело на месте его прикосновений, словно там остались ожоги — и этот жар был совсем не приятным. Ей не хотелось, чтобы это повторилось, но она смутно догадывалась, что повторится, еще как, если она ничего не сделает.
Вот только что она могла? Указать на Тимура Никитича пальцем и кричать «Волк!»? А что если она все неправильно поняла? Что если он действительно пытался помочь ей? Она тогда испортит ему жизнь!
Да и вообще, кто ей поверит? Кто хоть на секунду допустит, что молодой учитель домогался ее? Она ведь на мешок с жиром похожа, все знают! Она ничего не докажет. Все решат, что она просто пытается хайпануть, привлекает к себе внимание скандалом, раз больше нечем. Ну и как тогда быть, терпеть?
Александра бы наверняка знала, как поступить. Да что там, с Александрой такое вообще не произошло бы! Но она — не Александра, а самозванка, присвоившая чужое имя. Она одна не справится.
Ася решила, что нужно поговорить с мамой. Она же психолог! Она разбирается в людях и обязательно поймет, делал Тимур Никитич что-то плохое или Асе просто почудилось… И если он действительно был неправ, мама ее поддержит, будет не страшно!
Ободренная этим решением, Ася прибавила шаг, теперь уже ей хотелось поскорее попасть домой. Ее там ожидало решение всех проблем!
Но она недолго в это верила. С первых шагов в квартиру ее приветствовали такие вопли, от которых у соседей снизу наверняка шаталась люстра. Значит, вернулся папа и они с мамой снова сцепились. Такое происходило не всегда, но куда чаще, чем хотелось бы…