Смертельный блеск золота

– Angel de vida, – пробормотала Конни. – De mi vida[27].

Я крепко обнимал ее, гладил серебристую голову и жесткие завитки волос, влажные у корней. Ее дыхание обжигало мою щеку и ухо.

– Ну как, сейчас лучше? – прошептала она.

– Да. Я одурманен.

–А теперь спи. Вот увидишь, завтра мы проснемся с песней.

– Ты останешься?

– С этой минуты, guerido, я буду с тобой всегда до тех пор, пока ты будешь этого хотеть. Боги создали меня не для того, чтобы спать в одиночестве.

Глава 20

Соблазн задержаться в горах надолго был велик. Я заставлял себя каждый день совершать прогулки. Сначала проходил страшно мало. После мили ходьбы и нескольких простых упражнений начинала кружиться голова, я обливался потом и слабел. Когда мое физическое состояние улучшилось, Конни уехала на два дня в город и вернулась в черном «мерседесе», привезя одежду для себя, много подарков для меня, игры и снаряды для тренировок, одежду и вино. И еще она привезла новости. Чип скрылся после того, как заплатил залог и вышел на свободу, и что его разыскивает полиция. После небольшой операции по удалению грыжи Калвин Томберлин скончался в больнице от закупорки кровеносного сосуда. Через день после ее возвращения мы поехали вместе в Палм-Спрингс, и я пригнал оттуда джип, который она оставила в аэропорте.

Гости нас не посещали. Мы расстилали на траве одеяла и долго загорали. Конни говорила, что ей загорать ни к чему, что она и так смуглая. Дырка в моем боку быстро затягивалась, и я долго разглядывал ее с помощью двух зеркал. Постепенно она превратилась в блестящий розовый кружочек размером с десятицентовую монету.

Когда мое физическое состояние улучшилось и я смог колоть дрова, пробегать пятимильные кроссы и отжиматься от пола сорок раз, наши отношения стали более страстными и разрушительными. Порой я, как последний дурак, думал, что мне удастся удовлетворить ее, и, честно говоря, пару раз мне это даже удавалось, но в постоянном желании одержать верх мы разрывали друг друга на части.

Символом конца стал приличных размеров деревянный ящик, который я привез из захудалого городского магазина. В нем была древесная стружка. Еще я захватил трафареты. Я упаковал в ящик тридцать четыре золотые фигурки, заколотил крышку, написал на ней, что это детали морского двигателя, и отправил самому себе в Лодердейл. Золото весило около 175 фунтов, да 20 весил сам ящик. Поэтому при погрузке его в джип я, как мальчишка, постарался продемонстрировать Конни, что двести фунтов для меня не вес.

Я отправил его и вернулся в сумерки. Это был тихий, прохладный и задумчивый вечер. Мы допили вино.

Ночью я проснулся и не нашел Конни. Я встал, оделся и пошел ее искать. Она стояла у дороги на краю ущелья и бросала вниз свои подарки, игры и все остальное, горько рыдая. Это было печальное, глупое и очень трогательное зрелище.

Я обнял ее, а она, рыдая, повторяла:

– Почему? Почему? Почему?..

Конни, наверное, спрашивала, почему мы с ней такие, какие есть, почему не можем жить в согласии. Она понимала, что наступило время положить конец нашим отношениям и хотела их закончить, но ей была ненавистна мысль о неизбежности этого. Я отвел ее в домик, и мы в последний раз занялись любовью. Пожалуй, это скорее был чисто символический акт. Мы уже потеряли друг друга. Мы уже были упакованы в разные ящики, а их крышки крепко заколочены. Поэтому наше последнее занятие любовью оказалось обычным физиологическим процессом, а наши мысли и души в это время где-то блуждали. Нам просто было жаль себя и друг друга.

Встала Конни веселой. Мы сделали генеральную уборку, закопали продукты, которые могли пропасть, сложили дрова в высокую поленницу и долго скребли пол. Когда «мерседес» тронулся, направляясь вниз, мы даже не оглянулись. Мы приехали в аэропорт Лос-Анджелеса. Через полтора часа вылетал самолет в Майами. Я сдал багаж и проводил Конни до машины. Смысла ждать не было, да она, похоже, и не очень этого хотела.

Констанция Мелгар села за руль «мерседеса». Я нагнулся и поцеловал эти непобедимые губы.

– Приезжай ко мне в следующей жизни, – сказала она. – В следующий раз я буду лучше.

– Я хочу быть дельфином.

– Согласна. Только найди меня.

– Как я тебя узнаю? – спросил я.

– Оставлю себе желтые кошачьи глаза, дорогой, но избавлюсь от всего дьявольского. Я буду прекрасной, спокойной, любящей дельфинихой.

– А я буду выпендриваться перед тобой. Высокие прыжки, подвиги в подводной охоте.

– До встречи, дорогой! – сказала Конни Мелгар, быстро заморгав. – Будь осторожен.

Она так резко рванула с места, что окно больно ударило меня по локтю.

Я не видел причин, почему бы мне не воспользоваться тем же именем и отелем в Нью-Йорке. Я приехал с золотыми фигурками, упакованными в два больших чемодана, и поставил их в автоматическую камеру хранения на Ист-Сайд-Терминал. К трем часам этого жаркого и душного дня я устроился в «Уортоне» под именем Сэма Таггарта и позвонил из телефона-автомата в галерею Борлика. Мне ответили, что миссис Борлика вернется минут через двадцать.