Смертельный дубль

— Что б-брать?.. Простите, я вас не понял. И напрасно вы говорите, что я вас не узнал. — Тон режиссера вновь обрел уверенность. Он даже захотел в шутку погрозить молодому человеку пальцем, но что-то его остановило. — Я вас очень даже узнал. Вы пробовались в моем фильме. Сожалею, что не сыграли в нем. Ну так сыграете в следующем — что за беда?

— Лихорадка, — хрипло произнес на это молодой человек. — Поневоле станешь бледный, коли есть нечего… Вещь, папиросочница, серебряная, посмотрите…

С этими словами молодой человек снова полез за пазуху, намереваясь что-то извлечь из нее, но Баклажанов вскочил со своего места и шумно заговорил:

— Слушайте, я понял, вы запомнили весь текст! Ну надо же! Столько времени прошло, а вы все помните. И это при том, что вы всего лишь пробовались, а не играли. У вас замечательные способности, скажу я вам… Только, простите, я… забыл вашу фамилию. Я очень хорошо вас помню в лицо… и по вашей игре… а вот фамилию забыл… Только не говорите, что Раскольников! — предупредительно закончил Баклажанов и робко засмеялся.

— Нет, не Раскольников, — сказал молодой человек после паузы. — Не Раскольников, а Топорков.

— Ах вот как! — воскликнул Баклажанов и мгновенно покрылся испариной. Только сейчас он вспомнил, что в последнее время у всех на устах было самоубийство актера Топоркова и его последующие брожения по студии в качестве призрака. — Что ж, теперь я этого не забуду… что вы Топорков, — пролепетал режиссер и как будто против своей воли отступил от посетителя на пару шагов.

— Конечно не забудете, — промолвил Топорков и улыбнулся страшной улыбкой. Баклажанов отшатнулся от него еще дальше.

— Значит, вы… это… — забормотал режиссер, не зная, что говорить, но чувствуя, что что-то говорить необходимо, — значит, вы не умерли? Я очень рад, что нет. Я, знаете, никогда не верю слухам и в этот раз тоже не поверил…

— А вот и напрасно, — усмехнулся Топорков. — Как раз в данном случае вам стоило поверить. Ибо я действительно мертв.

— Что вы, что вы! — захихикал Баклажанов, но тут же с усилием нахмурился и произнес почти строгим голосом: — Знаете, это не смешно.

— Чего уж смешного, — вздохнул Топорков. — В смерти нет ничего забавного. Недаром в кинокомедиях никто не умирает. Насколько я помню, вы никогда не снимали комедии, Лев Александрович?

То, что Топорков знал его имя и отчество, почему-то немного успокоило Баклажанова. «Если б он был призраком, он бы не мог знать, что я Лев Александрович», — мелькнула у режиссера не очень логичная мысль.

— Комедии? — переспросил он уже более расслабленно. — Вы правы, я их не снимал. Не мой жанр. А вы следили за моим творчеством?

— Пока не умер, я следил за творчеством каждого мосфильмовского режиссера, — отвечал Топорков.

— Я прошу вас: давайте оставим эти глупые разговоры про смерть, — взмолился Баклажанов. — Вы ведь живы. Куда живее меня, — почему-то добавил режиссер.

— Сегодня мы сравняемся, — с новой гадкой улыбкой пообещал Топорков.

В этих словах Баклажанов уже почувствовал совсем нешуточную для себя угрозу.

8

— Я вижу, вы сейчас не расположены… к серьезному разговору, — пробормотал режиссер, отступая еще на несколько шагов назад. — Я вижу, вы сегодня… простите, не в себе. Да и я тоже. Поздний вечер — мы явно оба устали. Давайте встретимся завтра утром, как говорится, утро вечера мудренее. У меня завтра как раз свободный день, и я подумаю… мы с вами вместе решим, какую роль… какую работу в кино можно найти для вас немедленно… понимаете, немедленно? — Последние слова Баклажанов уже почти прокричал.

Он находился на грани отчаяния, хотя сам не понимал почему. Конечно, у него не было сомнений, что перед ним не призрак, которых не существует и существовать не может. Но то, что Топорков, несомненно, был живой, как раз и пугало, хотя истинную причину этого страха режиссер не мог обнаружить, как ни пытался.

«Лучше бы он и впрямь покончил с собой», — говорил про себя Баклажанов, а сам все отступал и отступал в глубь павильона. Однако вскоре отступать будет некогда, и тогда… О том, что будет тогда, режиссер предпочел не задумываться, но он чувствовал, что будет что-то страшное.

— Ну так что же? — выкрикнул Баклажанов, которого крайне угнетало зловещее молчание Топоркова, особенно в сочетании с его пристальным неморгающим взглядом. — Давайте тогда до утра? Хорошо?

— Нет, не хорошо, — отчетливо прошептал Топорков.

Режиссеру послышалась в его интонации жгучая ненависть. «Он меня ненавидит! За что?» Баклажанов даже сморщился от непонимания.

— Вы хотите найти мне работу, — чуть повысил голос Топорков.

Режиссер не понял, было это сказано утвердительно или вопросительно, но на всякий случай подтвердил:

— Хочу.

— Поздно, — покачал головой Топорков. — Ведь я уже умер!

— Перестаньте! — изо всех сил крикнул Баклажанов.

— Незачем так кричать, Лев Александрович, — криво улыбнулся Топорков. — Вас уже никто не услышит. Час поздний — все разошлись по домам. Здесь только я и вы. Призрак и его недруг.

— Во-первых, вы не призрак! — запальчиво возразил режиссер. — Во-вторых, я вам вовсе не недруг! Зачем вы так говорите?