Смертельный эликсир

Франсуа понял, что эти слова были сказаны потому, что нужно было что-нибудь сказать. Прощание было недолгим. Мадам Лаке хоть и старалась скрыть обиду, все же была куда сдержанней, чем в начале обеда. Франсуа было все равно. Он был уже мысленно в своей лаборатории, за рабочим столом, рядом с ретортами и препаратами.

Возвращались они домой уже поздним летним вечером, поскольку Франсуа после обеда у мадам Додар пришлось еще пройтись по бульвару вдоль моря, где совершало променад все местное общество. Мадам Лаке представляла его дальним родственникам и знакомым, его приглашали на обеды и пикники. Франсуа был мил и покорен воле тетушки. А все потому, что рядом с его сердцем в кармане лежали заветные листы бумаги, которые обещали ему нескучную мыслительную деятельность в ближайшие несколько месяцев.

3

Для Франсуа дни покатились так быстро, что он иногда забывал переворачивать страничку календаря на своем столе. Работа в лаборатории началась с того, что пришел электрик – мсье Пуапа – и сделал электрическую проводку под новые приборы. Затем Франсуа пригласил столяра, который по эскизам изготовил недорогую, но крепкую мебель – столы, полки, застекленные шкафы для препаратов, химических реактивов, разнообразных термометров, лабораторных весов и другой нужной всячины. Франсуа сэкономил на новом письменном столе, стульях и кресле, выпросив у тетушки старые и самостоятельно обновив на них обивку. Дениз помогала ему: мыла полы и окна, развешивала занавески и переносила нетяжелые предметы обстановки, протирала и расставляла купленные реторты и пробирки, причем не разбила ни одной хрупкой вещицы, что Франсуа оценил. Ловкие у девчонки руки, ничего не скажешь!

Девушка не делала больше попыток к сближению, а Франсуа играл роль занятого делового мужчины, которого трудно соблазнить нормандской деревенской девушке. Через две недели их общих трудов, сэкономив приличную сумму из собственных средств, Франсуа приступил к первым опытам.

Главное, о чем он постоянно твердил себе, открыв свой сундук и разводя в пробирках субстраты, лаборатория готова, и не чья-нибудь лаборатория, а его собственная. Он считал, что к эксперименту нужно приступать только в хорошем настроении. Упадничество он отмел сразу. Франсуа потирал руки, заранее предвкушая успех, поскольку все его записи, переведенные в уме в некий образ, обещали ему нечто невероятное при практическом применении.

Каждое утро, наскоро умывшись, он отпивал из чашки глоток кофе и, надкусывая на бегу испеченный тетушкой пирожок, спускался в лабораторию и принимался писать. Франсуа делал пометки в дневнике наблюдений, обходя столы, на которых теснились пробирки в специальных стойках.

Сегодня ему нужна была поддержка. Опять ничего не выходило. Ни одним из промежуточных результатов он не был доволен. Франсуа поднял взгляд на побеленные стены бывшей людской, а теперь его лаборатории. На него смотрели кумиры – ученые, портреты которых в скромных рамках он повесил в этой комнате. Прежде всего Броун-Секар, о котором ходили легенды на медицинском факультете парижского университета, ведь его работы, в которых описывались эксперименты по подкожным впрыскиваниям человеку водного настоя свежих тестикул[2] морских свинок и собак, были признаны прорывом научной мысли. А также Бейлис и Старлинг, открывшие секретин[3], отошедшие недавно один за другим в мир иной, только Бейлис в Лондоне, а Старлинг на Ямайке. Не успел он с ними познакомиться! Не успел… А как бы хотелось поговорить, обсудить свои эксперименты, помериться силами в исследовании гормонов! Увы.

Франсуа перешел в меньшую комнату и улегся на старый диван, чтобы распланировать сегодняшний день. Ему явно не думалось. Он решил, что надо перестать напрягать мозг, – может, идея сама придет, – и вознамерился пойти прогуляться по берегу, тем более что, по словам тетушки, море отступило и все ринулись собирать устриц.

Сбор устриц, или так называемая пешая ловля начиналась в Понтабери в те дни, когда у моря открывалось дно. Люди выходили на эту тихую охоту целыми семьями. Существовал даже ритуал сбора: семьи использовали специальные корзины, причем некоторые предпочитали ставить их на колеса, чтобы легче было передвигаться с большим грузом.

Франсуа тоже выпросил у тетушки старую корзину, от которой пахло плесенью и еще чем-то неуловимым, похожим на запах гниющих морских водорослей. Он экипировался в высокие резиновые сапоги покойного мсье Лаке, теплый свитер, который ему подарила тетушка, взял термос с чаем и пирожки, завернутые в вощеную бумагу.

– Иди на берег, Франсуа, там сейчас весь город, порадуйся – это интересное занятие, – напутствовала его престарелая родственница, провожая до самых ворот.