– Как мы и договорились в субботу, – приступил к рассказу сыщик, – вчера я отправился в Дижон и посетил мадемуазель Доде на рю Попо. Она производит впечатление девушки уравновешенной и, как мне показалось, вполне искренней и честной. В целом она подтвердила показания мсье Буарака и дворецкого, но добавила три подробности, не упомянутых ими. Мадам Буарак взяла с собой широкополую шляпу, но ни одной шляпной булавки. Это девушка посчитала странным, и я поинтересовался, что здесь необычного. Она ответила, что без булавок такую шляпу носить невозможно – она попросту не будет держаться на голове. По моему предположению, ее хозяйка очень торопилась, поэтому и забыла булавки, но горничная не сочла такое возможным. По ее словам, чтобы взять булавки, не потребовалось бы и лишней секунды. Они были приколоты к подушечке, находившейся у мадам под рукой, и любая леди захватила бы их с собой автоматически, в силу привычки. Но даже если бы они оказались случайно забыты, ощущение беспорядка на голове, даже легкий порыв ветерка при спуске по лестнице сразу же напомнили бы о недостающих предметах. Никакого своего объяснения девушка дать не смогла. Вторая любопытная деталь: мадам не взяла с собой никакого багажа. Даже обычной сумочки с туалетными принадлежностями хотя бы на одну ночь. Но самым важным представляется третье сообщение. Утром того дня, когда намечался званый ужин, хозяйка отправила Сюзанну в отель «Континенталь» с запиской для Феликса. Тот сразу же вышел из номера и велел сообщить мадам, что получил записку и непременно придет.
– Забавно получилось с этими заколками, – бросил вскользь шеф. Немного помолчал, а потом повернулся к Бернли и попросил отчитаться о проделанной работе. Когда отчет англичанина выслушали и обсудили, шеф продолжил: – У меня тоже есть для вас новости. Позвонил управляющий из отеля «Континенталь». Он заявил, что точно установил время возвращения Феликса в гостиницу в ночь с субботы на воскресенье: он явился в половине второго утра. Его заметили швейцар, лифтер и дежурная горничная на этаже, причем все назвали один и тот же час. По их общему мнению, Феликс выглядел совершенно нормальным, но находился в особенно приподнятом настроении и казался чем-то очень довольным. Впрочем, управляющий подчеркнул, что Феликс всегда пребывал в хорошем расположении духа.
Мсье Шове достал из ящика стола сигары, выбрал одну для себя, а потом протянул коробку собеседникам.
– Угощайтесь, господа. Мне думается, на этой стадии нам пора остановиться и проанализировать ситуацию, суммировать полученные сведения, проверить, есть ли у нас правдоподобные версии, и решить, что нам еще осталось предпринять. Уверен, каждый из нас уже осмыслил события, но всегда лучше, когда три головы работают вместе, чем по отдельности. Что скажете, мистер Бернли?
– Прекрасная идея, мсье, – ответил инспектор, втайне довольный, что уже размышлял о деле днем.
– Тогда, вероятно, будет лучше, если вы поделитесь с нами своим подходом к решению проблемы, а мы добавим собственные соображения по ходу вашего рассказа.
– Я считаю, мсье, что центром расследования является факт убийства, а все остальные происшествия – лишь части плана, целью которого было избавиться от трупа и навести нас на ложный след.
– Полагаю, никто из нас не станет с вами спорить, верно, Лефарж?
Французский коллега только кивнул, и Бернли снова заговорил:
– Затем я сосредоточил внимание на способе убийства. Удушение – настолько жестокий метод, что к нему мог прибегнуть либо маньяк, либо человек, совершенно потерявший голову в порыве страсти. Но даже в таком случае женщину едва ли стали душить, если бы имелись другие средства расправиться с ней. Поэтому мне показалось логичным сделать вывод, что убийство было непредумышленным. Человек, задумавший его заранее, нашел бы подходящее орудие и припрятал в нужном месте.
– Верно подмечено, мистер Бернли. Я и сам пришел к такому же заключению. Продолжайте, пожалуйста.
– А если все обстояло именно так, некий мужчина, оставшись наедине с мадам Буарак, внезапно оказался во власти слепой, всепоглощающей ярости. Но что же, задался я вопросом, могло вызвать подобные эмоции? Естественно напрашивался ответ: любовная интрижка легко порождает всплески ненависти и ревности, но концы с концами у меня все же не сходились. У кого конкретно могли возникнуть столь бурные чувства? Рассмотрев в качестве первой кандидатуры Феликса, я не счел вероятным, чтобы он питал ненависть или ревность к женщине, собравшейся как раз с ним сбежать от мужа. Конечно, крупная ссора возможна даже между любовниками, и она может стать причиной временной неприязни, однако трудно себе представить размолвку такого накала, что привела бы к фатальной развязке. А ревность в данном случае вообще исключается. Мне казалось, что во всем мире не нашлось бы человека, менее способного на столь страшное преступление.