Смертельный холод

Ари Николев в маленькой аккуратной спальне смотрел, как его дочь собирает чемодан, укладывая в него самую серую и тусклую одежду из своего шкафа. По предложению отца.

– Я знаю мужчин, – сказал он, когда она попыталась возразить.

– Но в этой одежде я не буду выглядеть привлекательной для мужчин. – Она ткнула пальцем в стопку одежды. – Мне казалось, ты говорил, что я должна понравиться Гамашу.

– Не сейчас. Поверь мне, ты ему еще понравишься в этой одежде.

Она отвернулась, чтобы взять косметичку, а он сунул ей две ириски в чемодан, где она найдет их вечером. И вспомнит о нем. А если повезет, то она так никогда и не узнает, что у него есть своя маленькая тайна.

Никакого дядюшки Сола не было. Никаких родственников, убитых руками коммунистов, тоже не было. Как не было и благородного геройского побега через границу. Он выдумал все это много лет назад, чтобы заткнуть рты родственникам жены, обосновавшимся в их доме. Эта ложь из слов была его спасательной лодкой, помогала ему держаться на плаву в море несчастий и страданий. Настоящих страданий. Даже он признавал это. Но ему требовалась собственная героическая история выживания.

И поэтому, внеся свою лепту в рождение маленькой Анжелины, а потом Иветт, он родил дядюшку Сола, в чью задачу входило спасение семейства. Но дядюшка Сол не выполнил свою миссию. Трагическое его падение – утрата доверия со стороны властей – стоило Ари жизни всей его вымышленной семьи.

Он знал, что должен бы все рассказать Иветт. Знал, что эта выдумка, начавшаяся как его спасательный плот, стала якорем для его маленькой дочери. Но Иветт боготворила его, а Ари Николев так любил видеть это выражение в ее серых глазах.

– Я буду звонить тебе каждый день, – сказал он, поднимая с кровати ее легкий чемодан. – Мы должны держаться друг за друга. – Он улыбнулся и наклонил голову в ту сторону, откуда без конца доносились крики окопавшихся в гостиной родственников, орущих друг на друга. – Я горжусь тобой, Иветт, и я знаю, ты добьешься успеха. Иначе и быть не может.

– Да, сэр.

Ни один из этих долбаных родственников и головы не поднял, когда она уходила. Отец донес ее чемодан до машины, положил его в багажник.

– Если случится столкновение, ты не получишь чемоданом по голове.

Он обнял ее и прошептал в ухо:

– Удачи тебе.

И вот уже она в Трех Соснах. На вершине дю-Мулен она сбросила скорость – машину чуть занесло на скользкой дороге. Внизу сияла деревня, огни на высоких деревьях проливали красный, зеленый и синий цвет на белый снег и лед, которые становились похожи на гигантское витражное стекло. Агент Николь видела людей, движущихся перед окнами магазинов и частных домов.

Какое-то чувство всколыхнулось в ее груди. Тревога? Может быть, протест против того, что она покинула собственный теплый дом и приехала сюда? Нет. Она немного посидела в машине, и ее плечи постепенно поникли, а дыхание стало спокойным, ровным. Она попыталась распознать это странное чувство. Потом, нахмурившись, уставилась через лобовое стекло на веселую маленькую деревню и вдруг поняла, что это за чувство.

Облегчение. Не то же ли самое чувствует человек, сбрасывая груз с плеч, освобождаясь от тревоги?

Зазвонил ее сотовый. Она помедлила, зная, кто звонит, и не желая отпускать свою последнюю мысль.

– Oui, bonjour. Да, сэр, я в Трех Соснах. Я буду вежлива. Я завоюю его доверие. Я знаю, как это важно. Все будет в порядке, – сказала она в ответ на его предупреждение.

Она отключилась и сняла ногу с тормоза. Машина заскользила в деревню и остановилась перед гостиницей.

Алиенора и Генрих не щадили друг друга. Их сыновья шли вразнос, грызлись между собой и с родителями. Каждый персонаж взрывался, осыпая других осколками. Все было губительно и блестяще. К концу Гамаш посмотрел на свою тарелку и с удивлением обнаружил, что она пуста. Он не помнил, как ел. Он не помнил, как дышал.

Но одно он знал. Будь у него выбор, он бы ни за что не выбрал своими родителями Алиенору и Генриха. Гамаш сидел, глядя на заключительные титры, и спрашивал себя, что же он упустил, – а он был уверен, что что-то упустил. У Си-Си были свои причины держать при себе эту кассету, взять себе имя де Пуатье и, вероятно, были причины, чтобы выкинуть в мусорное ведро хорошую кассету. Эта кассета была найдена среди мусора. Почему?

– Может быть, она купила дивиди, – сказала Клара, когда он попросил их высказывать предположения. – Мы постепенно переносим нашу коллекцию на дивиди. Все любимые фильмы Питера запилены, потому что он снова и снова смотрит любимые эпизоды.

– Всем привет, – раздался из кухни веселый голос Габри. – Я слышал, тут у вас вечер кино. Я не опоздал?

– Фильм уже закончился, – сказал Питер. – Извини, сынок.

– Раньше никак не мог вырваться. Пришлось ухаживать за больным.

– Как там инспектор Бовуар? – спросил Гамаш, выходя в кухню.

– Все еще спит. У него грипп, – объяснил остальным Габри. – Меня не трясет? Надеюсь, я не заразился.

Он подставил лоб Питеру, но тот проигнорировал его.