Смертельный лабиринт

Как только Дубельт уехал, Сагтынский откинул одеяло, стер воду с лица и прошел в соседнюю комнату. Там под присмотром его сестер сидела притихшая Саша.

– Вот что, милая, – сказал он, – попала ты в переплет, хоть и не по своей воле.

– За что ж меня ищут? – спросила Саша. – Разве я преступница? Разве я убила своего хозяина?

– Нет, милая, я знаю, что ты невиновна. Но убедить полицию в этом не могу. Они твердо решили, что ты отравила Ивана Андреевича. И если ты выйдешь за порог, тут же тебя схватят.

– Что же мне делать? – Девушка начала шмыгать носом. По ее полной щеке покатилась крупная слеза.

– Не волнуйся. Одна моя знакомая… полька, нынче выезжает во Францию. К своему старому другу, за которого собралась замуж. Через три дня карета ее будет проезжать мимо нашего дома. Я все устрою. Мы тебя посадим в карету. И ты поедешь вместе с ней горничной. Хорошо? Я выпишу тебе паспорт на другое имя и помогу пересечь границу. Но только поклянись, что никогда в жизни никто не узнает, кто ты на самом деле.

– И что же, мне всю жизнь так жить? – проревела Сашенька.

– Почему? Подожди, пока все не уляжется. Я тогда пришлю письмо, что можно возвращаться.

Саша вытерла толстой рукой слезы и кивнула.

– Потому что цель есть движение, – сказал ей последний навигатор «Нептунова общества» Адам Александрович Сагтынский, тот самый седовласый мужчина, что одиннадцать лет назад испугал девочку Луизу, наблюдавшую обряд.

Дом Скопиных

Через три месяца Федя с Луизой добрались до Петербурга. Они теперь походили на пару нищих, так что в дом старого графа Скопина их пустили с большим трудом. Старик вышел к молодым людям. И Федя молча встал перед ним на колени. Граф посмотрел на Луизу.

– Венчаны ли вы?

– Нет, дедушка. Но она носит моего ребенка.

– Кто такая?

Луиза ответила с вызовом:

– Баронесса де Вейль.

– Баронесса? – удивился старик.

– Да, дедушка, – покорно кивнул Федя.

– Тогда надо повенчаться.

– Нас могут искать.

– Кто?

– Полиция.

– За что? Убил кого или ограбил? Или девицу умыкнул?

– Нет, дедушка.

– Не хочешь говорить?

Федя устало вздохнул.

– Расскажу как-нибудь, если заставишь. А сейчас мы голодны. И нужно бы умыться.

Он не хотел ничего – только крыши над головой, тепла и еды – в первую очередь для Луизы. Все эти три месяца Федю терзала только одна мысль – как много несчастий выпало на ее долю. И виной всему был он.

Уже на третий день, когда они прятались от дождя под ворованной телегой, прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться, Федя дал себе клятву, что всю оставшуюся жизнь посвятит Луизе. Постарается создать вокруг нее такой мир, в котором не будет ни зла, ни беды, ни холода и голода. А исполнить это он мог только одним способом – упав в ноги деду.

– Хорошо, – сказал наконец старик. – Я отдал царю сына. Но Господь вернул мне внука. Да еще и с приплодом. Хорошо. Быть по сему.

Эпилог

Барон де Ростей был отозван в Лондон, где вскорости умер, не успев подготовить к изданию второй том «Песенника Ажуда», своих исследований древнепортугальских кантиг. Он даже не успел спросить о том, было ли получено его письмо касательно вероятных наследников.

Эвелина Ганская уехала в Париж и вышла замуж за Оноре де Бальзака. При ней была горничная, по документам Александра Романова. Она так и не дождалась письма с разрешением вернуться на Родину, вышла замуж за кучера, родила пять девочек, три из которых умерли в младенчестве.

Леонтий Васильевич Дубельт позднее разгромил Кирилло-Мефодиевское общество, отправил в ссылку Салтыкова-Щедрина, вел дело петрашевцев, на котором познакомился с молодым Федором Достоевским, организовал арест Ивана Тургенева, получил звание генерала от кавалерии. И умер в 1862 году.

Адам Сагтынский позаботился оставить после себя крайне мало сведений. Следы его скоро теряются.

Старый граф Скопин отправил Федю и Луизу в маленькое поместье под Саратовом, переписав его на внука. Там они обвенчались в местной церкви. Там и родился Ваня, их сын. Луиза так и не рассказала мужу о минутной слабости, когда она отдалась доктору Галеру в мрачной Обители. Иногда молодая мать с тревогой вглядывалась в черты лица мальчика – особенно в его глаза. Но все время успокаивала себя: нет, определенно ребенок был похож на нее. Только на нее.

Усадьба в Лефортово стояла еще долго без всякого присмотра. Она постепенно разрушалась, пока новый владелец, купивший землю, не снес ее. И не построил на холме новый дом – светлый и просторный.