Смертельный мир

– Точно такая же родинка имеется на плече моего родного отца, – сообщила Истома. – Не Халимона. Я не стану называть его имени, но учти, что теперь ты – третий человек, знающий эту тайну.

– При чем же здесь я?

– Когда я стану королевой Горного королевства, ты, господин Корепан, очень возвысишься. Не обещаю, что станешь королем, хотя, как знать… но в любом случае получишь и дворянское, и высокое воинское звание.

– Но за что?!

– За твои особые заслуги! – и, не дожидаясь очередного вопроса, добавила: – завтра утром ты должен будешь убить полковника Троффа!

Глава третья Очень много предательства

Все перепуталось в голове у разбойника Шмела.

Вот он на Тощей поляне стреляет из арбалета в высунувшегося из-за дерева жандарма и видит, как тот стреляет в него, а уже через мгновение слышит клацанье, и вместе с нахлынувшей болью понимает, что, к сожалению, не носит такой же кольчужный пояс, какой имеется у атамана…

А вот он вместе со своим другом Никодимом Кореневым очухивается на скале, окруженной водой. Оба они абсолютно голые, и оба абсолютно уверены, что, перепив накануне паленой водки, в бесчувственном состоянии были обчищены до последней нитки какими-нибудь бандюганами, которые ради злой шутки перевезли и бросили их на незнакомом острове Можайского водохранилища. И будучи уверенными, что похмелье сопровождается галлюцинациями, они, поддерживая друг друга, спускаются к мосту, переходят через него на землю, и в это время их накрывает жесткая сеть, и слышатся смех и улюлюканье каких-то отморозков…

Вот его подвешивают вверх ногами на сук яблони, и кто-то спрашивает у кого-то, вывалятся ли у этого доходяги кишки, если вытащить стрелу…

А вот он, Сергей-Шмел тащит в Тусклом лесу раненого в ногу Никодима-Корепана на своем горбу, спасаясь от преследования жандармов, после того, как они вдвоем грабанули телегу, везущую продукты в герцогство…

И тут же разбойник Шмел чувствует, как разбойник Корепан снимает его с той самой яблони и уносит в лесные заросли, и последними каплями воды из фляги промывает кровоточащие раны и накладывает повязки и шепотом просит держаться и не подыхать…

Может быть, он все-таки сдох? А если нет, то, как объяснить видение, будто он, разбойник Шмел, лежит на носилках, которые за передние ручки держит друг Корепан, а за задние – самая красивая девушка на свете?! Будто бы при свете всего лишь одного солнца они несут его на носилках через лес и приносят в дом, и промывают и обрабатывают мазями его раны. А потом он будто бы видит, как Корепан и самая красивая девушка на свете занимаются любовью на соседней кровати, и на полу, и на столе…

Все перепуталось в голове у разбойника Шмела, но одно он знал точно. Он знал, что это произошло, и что ЭТО он запомнит на всю оставшуюся жизнь. На всю свою оставшуюся жизнь он запомнит, что после того как, вооружившийся до зубов, друг Корепан накинул серый плащ и захлопнул за собой дверь, самая красивая девушка на свете подошла к его кровати, откинула легкое одеяло, стянула с него штаны, подождав чуть-чуть, двумя жаркими руками сжала его мужское достоинство и сказала:

– Ты еще повоюешь, дружок.

А потом наклонилась, так что распущенные светлые волосы закрыли лицо, смачно чмокнула и сказала еще:

– Мы с тобой вместе повоюем…

* * *

– Вот скажи мне, дружище, Фролм, сколько раз в своей жизни ты шел наповоду у женщины?

Сначала Фролу показалось, что эту фраза ему приснилась. Но, открыв глаза, понял, что Никус действительно это сказал. Небо, а на самом деле – потолок посветлел, значит, второе солнце уже зажглось, значит, закончилась еще одна ночь его пребывания в мире за стеной, в мире, которого не должно было существовать, но в котором, тем не менее, Фрол прожил уже несколько долгих дней.

– Наповоду у женщины? – переспросил он, хотя прекрасно понял суть вопроса.

– Я про то, что порой наши поступки, как бы не хотелось нам это признать, в большинстве своем сообразуются с желаниями женщин. Тех женщин, которые нам неравнодушны…

– Которых мы-ы… любим? – уточнил Фрол.

– Не обязательно, – не согласился Никус. – Любить не обязательно, достаточно просто захотеть женщину и к своему несчастью дать ей это понять. Ты врубаешься? Дать женщине понять, что ты к ней неравнодушен…

– Врубаюсь, врубаюсь…

– Ага! И когда она тоже все поняла, а на самом деле понять это очень просто, то начинает спекулировать создавшейся ситуацией. Говоря проще, начинает вить из мужика веревки.

– Ты к чему это все? – рассматривая далекое небо-потолок, спросил Фрол.

– Я вспомнил свою первую, и очень надеюсь, что не последнюю жену. Наутро после первой же нашей ночи любви, когда я вновь захотел секса, она воспротивилась. Я тогда ее чуть ли ни силком принудил отдаться. Но на следующее утро – та же самая история, не интересно ей было сексом по утрам заниматься. Но я – ее полюбил, и готов был простить многое. В том числе и отказ от секса по утрам. Какой же я был идиот!!!

– Ты позволил себе в отношении нее слабинку…

– Да! Сдал позицию, которую после так и не отыграл! Вот и с тобой так же получается…

– Не понял?