Смертельный танец

– Если бы ты соврала, что он у тебя последний, я бы отобрал и его, и все, что нашел бы. – Дольф шумно перевел дыхание. – Но я не стану забирать у тебя последнее оружие, когда на тебя открыт контракт.

Я приняла нож и вложила его в ножны. Это было куда труднее, чем вынуть его оттуда. Пришлось даже поглядывать в зеркало.

– Я так понял, он у тебя новый? – спросил Дольф.

– Новый.

Я встряхнула волосами – опа! – и рукояти не стало видно. Надо будет потренироваться побольше. Слишком хорошее место для потайного ножа, чтобы не использовать его чаще.

– Какие-нибудь еще впечатления, пока я не отвез тебя обратно?

– Дверь выломана?

– Нет.

– Значит, кто-то знакомый, – сказала я.

– Может быть.

Я посмотрела на неподвижное тело Роберта.

– Можем перенести обсуждение в другую комнату?

– Он тебя беспокоит?

– Я его знала, Дольф. Пусть я его не любила, но мы были знакомы.

Дольф кивнул:

– Можем перейти в детскую.

Я почувствовала, что бледнею. Никак мне не хотелось видеть, что могла сделать Моника из детской.

– Злобным ты становишься, Дольф.

– Как-то не могу забыть тот факт, что ты встречаешься с Принцем города, Анита. Не могу отмахнуться.

– Ты хочешь меня наказать за то, что я встречаюсь с вампиром?

Он поглядел на меня долгим, изучающим взглядом. Я не отвернулась.

– Я хочу, чтобы ты с ним не встречалась.

– Ты мне не отец.

– Твои родные знают?

Здесь я уже отвернулась:

– Нет.

– Они ведь католики?

– Дольф, я не буду обсуждать с тобой эту тему.

– С кем-нибудь тебе надо будет ее обсудить.

– Может быть, но не с тобой.

– Анита, посмотри на него. Посмотри на вот это и скажи, что ты можешь вот с таким спать.

– Брось ты это, – сказала я.

– Не могу.

Мы смотрели друг на друга, не отводя глаз. Я не собиралась объяснять Дольфу свои отношения с Жан-Клодом. Не его это собачье дело.

– Тогда у нас проблема.

В дверь постучали.

– Подождите! – сказал Дольф.

– Войдите! – отозвалась я.

Дверь открылась. Отлично. Вошел Зебровски. Еще лучше. Я знала, что улыбаюсь, как идиотка, но не могла сдержаться. В последний раз я его видела, когда он вышел из больницы. Ему едва не выпустил кишки оборотень – леопард размером с пони. Это не был ликантроп, это была колдунья-оборотень. Вот почему Зебровски не пришлось раз в месяц покрываться шерстью. Колдунья вспорола ему живот, а я ее убила. Потом держала руками вываливающиеся кишки, пока не приехали медики. У меня остались шрамы от той же самой колдуньи.

Обычно волосы у Зебровски были спутанной курчавой массой, черные с сединой. Он их сейчас коротко постриг, и они как-то держались. От этого у него был более серьезный, более взрослый вид, не похожий на прежнего Зебровски. Коричневый костюм имел такой вид, будто в нем спят. Темно-голубой галстук, который Зебровски нацеплял всегда, не подходил ни к одному из его костюмов.

– Блейк, черт-те сколько не виделись!

Я не смогла сдержаться: подошла и обняла его. Быть женщиной – в этом есть свои преимущества. Хотя до того, как в моей жизни появился Ричард, я бы могла подавить такой порыв. Ричард оживил во мне женственную сторону.

Зебровски неуклюже меня обнял, смеясь.

– Я всегда знал, что тебя тянет к моему телу, Блейк.

Я оттолкнулась от него:

– Размечтался!

Он оглядел меня с головы до ног, глаза его искрились смешинками.

– Если ты будешь так одеваться каждый вечер, я мог бы ради тебя бросить Кэти. Чуть укоротить эту юбку – и будет отличный абажур для лампы.

Хоть он и язва, а я была рада его видеть.

– Ты давно уже на службе без ограничений?

– Недавно Я тебя видел в новостях с твоим другом.

– В новостях? – Я и забыла о коридоре вспышек, через который мы прошли с Жан-Клодом.

– Отлично выглядит для мертвеца.

– Блин.

– Что такое? – спросил Дольф.

– Это было национальное телевидение, не местное.

– И что?

– Мой отец не знает.

– Теперь знает, – заржал Зебровски.

– Думаю, тебе все же придется поговорить с отцом, – заметил Дольф.

Что-то было либо у меня в лице, либо в голосе Дольфа, отчего Зебровски перестал смеяться.

– Слушайте, чего это с вами? Будто у вас любимого щенка раздавили.

Дольф посмотрел на меня, я на него.

– Расхождение мировоззрений, – сказала я наконец. Дольф ничего не сказал, да я и не ждала.

– Ну, о’кей, – сказал Зебровски.

Он достаточно знал Дольфа, чтобы не приставать. Из меня одной он бы душу вынул, но не из Дольфа.

– Один из ближайших соседей – праворадикальный антивампирист, – сказал Зебровски. – Это привлекло наше внимание.

– Подробнее, – сказал Дольф.

– Делберт Сполдинг и его жена Дора сидели на диване, держась за ручки. Предложили мне чаю со льдом. Он меня поправил, когда я сказал, что Роберта убили. Он пояснил, что мертвеца убить нельзя. – Зебровски достал из кармана сморщенный блокнот, перелистнул к нужной странице, попытался ее разгладить, оставил так и процитировал: “Теперь, когда нашелся добрый человек и уничтожил эту тварь, женщина может сделать аборт и избавиться от монстра. Вообще-то я противник абортов, но это мерзость, чистейшая мерзость”.

– Как минимум “Люди Против Вампиров”, – заметила я. – Может быть, даже “Человек Превыше Всего”.

– А может, ему просто не нравится жить рядом с вампиром, – сказал Дольф.