Смертельный туман

– Я знаю, что это, – сказал он с легким удивлением. – Оно не опасно.

Чуть помедлив, Казанова пошел вперед, Тео и София – за ним. Лишь подобравшись вплотную, София поняла, чтó перед нею. Она увидела железную клетку с двумя длинными, как у паланкина, ручками для переноски. Сейчас клетка стояла на берегу возле реки.

И она не пустовала. Подойдя, София увидела внутри девочку. Лет десяти или одиннадцати, не больше. Длинные черные волосы растрепались, девочка плакала. За ревом бури не слышались всхлипы, только видно было, как содрогалась согнутая спина. Девочка хваталась за железные прутья и медленно, словно утратив последние силы, клонилась вперед. Мокрые юбки стелились по полу клетки…

Их края висели обгорелыми клочьями.

Подоспевший Казанова уже сражался с замком. Понаблюдав за его тщетными усилиями, Тео шепнул на ухо Софии:

– Она тоже тучегонитель. Я ее в карте памяти видел!

И София наконец все поняла. Перед нею была Дурман, сестра Горькослада, которую тот так долго и отчаянно разыскивал. «Да она же совсем дитя», – с ужасом осознала София. Кто бы мог подумать, что это маленькое, измученное создание и есть причина катастроф, загубивших столько людей!

– Дурман! – окликнула она сквозь рев бури, касаясь детских пальчиков, сжимавших ржавые прутья.

Всхлипывание прекратилось. Девочка подняла голову. Лицо, зеленоватое вдоль края волос, было грязным и очень бледным. Впалые щеки, костлявые пальцы… Ее, похоже, еще и голодом морили. На искусанных губах – полоски шрамов и свежая кровь. Глаза отчаянные, одичалые. Девочка не знала, на кого смотреть: на Софию, на Тео или на Казанову.

София наклонилась поближе, чтобы не приходилось кричать. Накрыла руку девочки своей.

– Дурман! – повторила она. – Я друг твоего брата! Горькослад повсюду ищет тебя! Он так обрадуется, узнав, что мы тебя отыскали!

Глаза девочки вновь наполнились слезами, она отняла руку:

– И вовсе не обрадуется… я такого натворила!

Дрожащий голос звучал совсем не по-детски. Софии показалось, что перед ней – взрослая женщина, сожалеющая о долгих десятилетиях скверно прожитой жизни. Женщина, в полной мере изведавшая усталость и горечь. Уронив голову, Дурман закрыла руками лицо и вновь зарыдала.

– Я такого натворила!.. – повторила она.

София дотянулась к ней через прутья, поймала ярко-зеленые руки, маленькие и очень холодные, заставила оторвать их от лица.

– У тебя выбора не было, – сказала София.

– Был у меня выбор, – мучительно всхлипнула девочка. – Всякий раз есть! И каждый раз я по выбору пускаю в ход свой дар! Предпочитаю маму с дедушкой всем другим людям… Нет мне прощения, – прошептала она. – Я просто их слишком сильно люблю, – добавила она еле слышно.

София сжимала руки девочки, у нее самой текли по щекам слезы. В это время со стороны ново-западных войск приглушенно прозвучала сигнальная труба. Дурман вздрогнула. Вскочила на ноги посреди клетки, вытянула напряженные руки.

– Это мне сигнал, – дрожащим голосом проговорила она. – Пора начинать. Бегите, бегите прочь как можно быстрей! Туман очень быстро распространяется…

София посмотрела на мокрого и усталого Тео, на потрясенного, растерянного Казанову, успевшего отступить от замка. Видно было, как он прикидывал про себя вес паланкина, раздумывая, получится ли его унести, если он возьмется за передок, а Тео с Софией встанут сзади вдвоем. У Софии мелькала такая же мысль, но раненая рука Тео вынуждала от нее отказаться. Со значением поглядев на Казанову, София сказала:

– Вы идите. Я останусь с Дурман.

– Уходите все! – настаивала юная узница. Труба вновь прокричала, дитя в клетке подпрыгнуло. – Пожалуйста, пожалуйста, уходите!

Тео и Казанова не двинулись с места. София вслушивалась и всматривалась в окружающее и понимала, каким образом развернутся события. Вот отступил даже рев бури, она почувствовала, как замедлилось время… Ново-западные войска стали отдаленным, расплывчатым красно-белым пятном. За ними покачивался в ожидании колдовской смерч, яростный и несытый. Казанова ладонью прикрывал глаза от дождя, вода сбегала с повязки у него на руке. Руки дрожали, София поняла, что он снова перетрудился. Может, попробовал в одиночку клетку поднять?.. Нет, наверное, он потратил силы еще раньше, когда управлял лодкой. Сапоги Тео тонули в грязи, он яростно хмурился, глядя на Софию, на лице мешались раздражение и душевные терзания. Он не хотел оставлять подругу рядом с Дурман. Не хотел повторять то, что сделал в прошлом году за стенами Нохтланда, когда бросил ее одну под дождем. Если только он сможет, он никогда больше не бросит ее…

Именно в этот миг она поняла: Тео стал другим. Он больше не заботился исключительно о собственной шкуре. Больше не считал, что ему очень повезло, если удавалось ускользнуть незамеченным. Теперь он был привязан к людям, к местам, и ему это нравилось. Он привязался к ней – к Софии. И это столь ясно читалось в каждой черточке его нахмуренного, злого, любящего лица, что София поневоле спросила себя: как она могла раньше этого не замечать?