Смертельный туман

Шадрак взял маску в руки. Она была из неокрашенной кожи, с застежкой на шее. Шадрак натянул шлем, довольно неуклюже просунув голову в нижнее отверстие. Так или иначе, шлем достаточно удобно облег его голову. Теперь Шадрак смотрел на Бена сквозь зеленые линзы. Тканевая вставка напротив носа и рта заставляла вдыхаемый воздух отдавать накрахмаленным хлопком и древесным углем. Бен и четверка работниц ждали вердикта.

– Вполне эффективно, – сказал Шадрак, надеясь, что достаточно убедительно изобразил энтузиазм.

«И жарко до невозможности», – добавил он про себя, стаскивая маску, чтобы возвратить ее Бену.

– Очень рад слышать это, мистер Элли, – просиял тот, и за ним – работницы. – Очень рад! – повторил он. – Какое счастье, что все эти месяцы мы трудились не зря!

В раздерганных мыслях Шадрака что-то встало на место, нарыв смутного беспокойства налился и прорвался, обратившись форменной паникой.

– Месяцы? – непроизвольно вырвалось у него. Прикусить язык он попросту не успел.

– А то как же, сэр! Мы ведь в марте приступили. Так, девочки? – Бен обернулся за подтверждением к женщинам.

– Точно так, в марте, – откликнулись те.

– В полном соответствии с вашим распоряжением, сэр, – добавил Бен, заглядывая Шадраку в глаза. – Приказ непосредственно из вашего офиса поступил!

Шадрак смотрел в их озабоченные лица, продолжая стремительно соображать. «Из моего офиса? В марте? Значит, вот когда Бродгёрдл все это затеял? Но тогда получается, что он заказал маски еще прежде, чем премьером стать. До войны! До того, как убили Блая! Вообще до всех дел!..»

Объяснение могло быть только одно. Бродгёрдл все спланировал заблаговременно. Не только убийство и последующую войну, но и малиновый туман, равно как и средство для защиты войск. «Все готовилось месяцами», – с ужасом сказал он себе.

Шадрак слишком поздно понял допущенную ошибку. Ему не стоило притворяться, будто он в курсе происходящего на складах. Теперь Бен и все остальные сочтут, что распоряжение о производстве масок действительно исходило от него. А ведь тот, кто приказал их делать, ответственен и за начало войны. То есть, сам того не желая, он всем показал – это я, Шадрак Элли, с самого начала у кормила стоял!

«А ведь именно этого и добивался Бродгёрдл, – потрясенно осознал Шадрак. – Вот почему я до сих пор министр сношений с внешними эпохами. Это на меня собираются свалить всю ответственность…»

25 Лишайник и его карьер

9–11 августа 1892 года

Самая любопытная черта жилища элодейцев (Вещих) – в том, что все внутри кажется не рукотворным, но обретенным. Конечно, кое-что изготовлено, однако стул оказывается обломком упавшего дерева, а занавеска – разорванным парусом. Впечатление это производит очень своеобразное. Кажется, смерч занес в комнату уйму всяческой мелочи, после чего терпеливые руки привели все в порядок, найдя каждому предмету свое место и наилучшее применение.

София Тимс. Раздумья о поездке к Жуткому морю

Нош знал местность до последнего дюйма. Он знал места для стоянок, для ночевок и перекусов. София поняла, отчего Вещих так трудно было найти. Они очень успешно прятались на самом виду.

В первую ночь путники остановились у Вещей по имени Люпин. Ее обиталище больше напоминало нору, врезанную в крутой склон холма. Люпин не стала расспрашивать о путешествии – Нош и без них ей все рассказал, – зато сообщила последние слухи, касавшиеся войны. Показала ульи, едва не уничтоженные выпадением пепла, и снабдила припасами на два дня пути: пирогом со смородиной, яблочным хлебом, твердым сыром и медом.

Вторую ночь они провели у элодейца по имени Хвоя. Его дом на дереве выходил на прогалину, обрамленную громадными соснами: по словам Хвои, они напоминали его предкам Красные леса, оставшиеся на западном побережье. Когда они покончили с едой, пошел дождь; все трое с большим облегчением следили за тем, как с деревьев смывало серый покров. София нарадоваться не могла крыше над головой, обросшей мхом и впитывавшей дождь, точно губка. Правда, воздух сделался не по-летнему холоден, но Хвоя разжег дровяную печку, и троица молча сидела возле огня, слушая, как в ветвях деревьев шумят ветер и дождь.

Третья ночь застала их у Лишайника, сделавшего своим домом отработанную каменоломню. Прибыли они к нему довольно поздно: солнце уже садилось, София клевала носом, норовя поникнуть прямо на шею лосю. Нош миновал узкий проход меж двух валунов, и на пути неожиданно выросла фигура в надвинутом капюшоне. София вздрогнула и проснулась.

– Нош, – приветливо окликнул мужской голос. – Горькослад!