Смертельный удар

Солнце уже коснулась своим краем горизонта. Старик, шатаясь, поднялся на ноги и двинулся к пролому, зиявшему на месте ворот. Повсюду валялись изуродованные и обгорелые тела. Около одного из них он остановился и стоял некоторое время, пытаясь припомнить, что же в нем вызывает у него дрожь. Тело принадлежало крупному мужчине с холеной кожей. Конечно, оно изрядно обгорело, а на месте правого глаза чернел провал, но на протяжении полусотни шагов его пути встречались и более ужасные трупы. А это тело чем-то вызывало ужас. Наконец память, закончив играть с ним в прятки, услужливо подсказала, чей это труп. О Великая Магр, уже второй! Но затем он покачал головой и побрел дальше к воротам. Все это относилось к тому, прежнему человеку, который был неплохим Старшим распорядителем церемоний и даже успел немного побыть Верховным жрецом Магр. А этому старику не было никакого дела до Магр, церемоний и, уж конечно, до всяких мертвых Хранителей Закона. И единственные слова, которые отныне мог произносить его рот, были:

— За руку Югора… За руку Югора… За руку Югора…

— Пора, господин. — Старый горгосский центор, степенно склонил голову и подставил свою широкую, как лопата, ладонь под маленькую, почти детскую ножку Хранителя Порядка. Эвер поставил ногу на ладонь и взгромоздился на низкорослую степную лошадку. Центор поспешно навьючил тюки на запасную лошадь и, мотнув головой своему полудесятку, быстро вскочил на свою лошадку, во всем напоминавшую конягу Эвера, тут же лихо хлестнув ее плетью. Эвер взглянул на небо, затянутое низкими серыми тучами, порадовался пасмурному деньку и ударил пятками в бока своей лошадки. И мощный отряд, состоящий из шести солдат и Хранителя Порядка, двинулся на розыски Измененного.

С той поры как они выехали в степь, подходила к концу уже вторая четверть. Первые два дня, пока еще встречались распадки и длинные лесные языки хоть как-то защищали от еще холодных весенних ветров, с Эвером двигалось около двух сотен воинов. Все всадники были из пограничных фортов, не раз ходившие в степь, и потому никто особо не боялся. Двух сотен было, конечно, мало на тот случай, если они столкнутся с малой ордой, идущей в набег. Но все прекрасно знали, что в это время степняки не ходят в набеги. Однако, как только они покинули предгорья и началась собственно степь, настроение солдат стало понемногу меняться в худшую сторону. Так далеко на север большинство еще никогда не заходило. Наконец к исходу третьего дня, когда они остановились на ночлег в небольшом овраге, который хоть немного защищал от пронизывающего ветра, к Эверу подошел офицер, командовавший отрядом, и, неловко вертя в руках бронзовый шлем, спросил:

— Как далеко вы собираетесь идти в степь, господин?

Эвер окинул офицера задумчивым взглядом и вздохнул:

— Почему вы задаете мне этот вопрос, офицер?

Тот побагровел и, стиснув шлем так, что могло показаться, будто он хочет порвать кожу, обитую грубой бронзой, пробормотал:

— Дальше идти опасно. Степняки-охотники в такое время уже открывают сезон, и нас вполне могут заметить. А кланы всегда падки на гон, так что мы не успеем оглянуться, как у нас на загривке будет висеть не одна тысяча этих степных волков. — Приняв молчание Хранителя за сомнение, офицер убежденно закончил: — Поверьте, я знаю, что говорю.

Эвер кивнул:

— Я верю, офицер. — Он вздохнул. — И все же я иду дальше.

Офицер вновь побагровел и открыл рот, собираясь что-то сказать, но Эвер его перебил:

— Какова вероятность того, что люди вскоре начнут разбегаться?

Офицер подался вперед:

— Да я их…

Эвер продолжал спокойно, но твердо смотреть ему в лицо, и офицер сдался:

— Они… Вы правы, господин. Это может начаться уже этой ночью.

Хранитель опять вздохнул. Что ж, нельзя заставить человека совершить то, что он считает невозможным. И верно, уже на следующее утро они недосчитались пятерых солдат. Командир ругался сквозь зубы и вполголоса расписывал, с каким наслаждением он четвертует беглецов, когда поймает. Но все понимали, что это только слова. Побеги были нередки и из самих пограничных фортов, а что уж говорить о степи. К тому же беглецы, скорее всего, сейчас, нахлестывая коней, двигались в сторону форта. А надо быть полным идиотом, чтобы губить здорового и обученного солдата, который вернулся в гарнизон, когда солдат и так всегда не хватает. Они ехали весь день, а вечером Эвер попросил командира построить солдат и на подгибающихся от усталости ногах вышел перед строем.

— Солдаты! Я верю, вы — смелые люди, но вы знаете степь лучше меня, и она вас пугает. Вы не можете понять, зачем я настойчиво веду вас все дальше, подвергая опасности и свою, и ваши жизни, но, поверьте, моя миссия связана с будущим всего нашего мира… — Эвер говорил около десяти минут, с каждым словом замечая, что большая часть его слушателей все глубже погружается в этакую дрему на ногах, а меньшая сверлит его злобными взглядами. На этот раз его ораторский талант ушел в песок.