Смертельный удар (сборник)

– Так-так, Виктория. Ты отправилась в Чикагский университет и с тех пор стала слишком хороша Для своих прежних соседей, а? – проворчал он, выкладывая свертки с покупками на стол. – Я взял яблоки и свиные отбивные, но бобы выглядели не особенно хорошо, и я не купил их.

Марта быстро опустошила пакеты и разложила покупки и сумку по местам.

– Мы с Викторией пьем кофе. Хочешь чашечку, Эд?

– Ты думаешь, я старая дама, чтобы распивать кофе в середине дня? Дай мне пива.

Он присел в торце небольшого стола. Марта подошла к холодильнику, который стоял в непосредственной близости от хозяина, и достала «Пабст» с нижней полки. Затем осторожно вылила пиво в стеклянную кружку и бросила банку в мусорную корзину.

– Я навещала Луизу, – сказала я. – Сожалею, что она в таком плохом состоянии. Но сила ее духа производит впечатление.

– Мы настрадались по ее вине за эти двадцать пять лет. Теперь ее очередь пострадать немного, а?

Он взглянул на меня полным презрения и злости взглядом.

– Объясните мне, мистер Джиак, – сказала я, обидевшись за Луизу, – что же такого она сделала, чтобы вы так страдали?

Марта издала какой-то слабый горловой звук.

– Виктория сейчас работает детективом, Эд. Не правда ли, как мило?

Он проигнорировал ее реплику.

– Ты прямо как твоя мать, знаешь ли. Она, бывало, вела себя так, словно Луиза в некотором роде святая, а не шлюха, каковой была на самом деле. Вот почему вы плохие. Что сделала мне Луиза? Забеременела! Опозорила мое имя. Оставшись здесь по соседству, она выставляла напоказ своего ребенка, вместо того чтобы уехать к сестрам, как мы договорились.

– Луиза сама забеременела? – переспросила я. – От индюка на подворье, вы это имеете в виду? Без участия мужчины?

Марта глубоко вздохнула, занервничав:

– Виктория, мы не расположены говорить об этих вещах.

– Да, мы не хотим, – зло согласился Эд, развернувшись к жене. – Мы не любим говорить на эти темы! Это твоя дочь, и ты не сумела соблюсти ее. Двадцать пять лет соседи шипели за моей спиной, а теперь я вынужден выслушивать оскорбления в своем собственном доме, да еще от дочери этой итальянской суки.

Я вспыхнула:

– Вы невыносимы, Джиак. Вас напугали женщины. Вы ненавидите свою жену и дочь. Не удивительно, что Луизу потянуло за теплом к кому-то еще. Кто извратил ваше сознание? Местный священник?

Он поднялся из-за стола, хлопнув кружкой и расплескав пиво, и ударил меня по губам:

– Убирайся из моего дома, ты, беспородная сука! И никогда не смей возвращаться сюда со своим грязным умом и мерзким языком!

Я медленно поднялась и приблизилась к нему. Мое лицо оказалось так близко, что я ощущала запах пива, исходивший из его рта.

– Вы не смеете оскорблять мою мать, Джиак. Любое другое дерьмо из выгребной ямы, которые вы выставите в качестве своего мнения, я еще стерплю. Но если вы еще когда-либо в моем присутствии оскорбите мою мать, я сломаю вам шею.

Я смотрела на него в упор, пока он в смущении не отвел взгляд.

– До свидания, миссис Джиак. Благодарю за кофе.

Она стояла на коленях, вытирая пол, пока я шла к кухонной двери. Мои носки промокли от разлитого пива.

У двери я остановилась, сняла носки и сунула голые ноги в кроссовки. Миссис Джиак уже подобралась ко мне, подтирая мои пивные следы.

– Я же просила тебя не говорить с ним об этом, Виктория.

– Миссис Джиак, все, чего я хочу, – это знать имя отца Кэролайн. Скажите мне, и я больше никогда не побеспокою вас.

– Ты не должна возвращаться. Он вызовет полицию. А не то застрелит тебя собственноручно.

– Что ж, хорошо, в следующий раз я приду с ружьем.

Я вытащила свою визитную карточку из сумки:

– Позвоните мне, если передумаете.

Она ничего не сказала, но карточку взяла и поспешно засунула ее в карман передника. Я потянула на себя сверкавшую чистотой ручку двери и покинула миссис Джиак, с сердитым лицом продолжавшую стоять в дверях.

Глава 5 ПРОСТЫЕ РАДОСТИ ДЕТСТВА

Я сидела в машине, пока не остыл мой гнев и дыхание не стало ровным.

«Какие страдания она нам причинила!» – со злостью передразнила я Эда.

Несчастная девчонка, бедный храбрый подросток! Какое мужество надо было иметь, чтобы просто заявить Джиакам, что она беременна, чтобы отказаться пойти в дом для незамужних матерей, в который они хотели упечь ее! Девушки из нашей высшей школы, даже самые неунывающие, возвращались оттуда с душераздирающими рассказами о тяжелом изнурительном труде, спартанских неуютных комнатах, скудной пище и мучениях, длящихся до тех пор, пока их девятимесячное заточение не прекращалось с помощью принимавших, роды монахинь.

Я испытала отчаянную гордость за свою мать, сражавшуюся с добропорядочными соседями. Я вспомнила тот вечер, когда они шеренгами проходили мимо дома Луизы, швыряя яйца в окна и выкрикивая грязные оскорбления. Габриела вышла на веранду и привела их в чувство.

«Ах да, вы же христиане, не так ли? – спросила она их на своем английском с сильным итальянским акцентом. – Ваш Христос должен очень гордиться вами сегодня».