Смертельный удар (сборник)

Он провел меня в вестибюль. Более современные здания, возведенные для нынешних нуворишей, сверкают стеклом и хромированной отделкой. Их отличают огромные, прекрасно оборудованные холлы с драпировками. А Роэноук построили, когда труд был дешевым и одновременно более искусным. Пол был выложен замысловатой мозаикой в виде геометрических фигур, а отделанные деревянными панелями стены украшали барельефы из плоских египетских фигур.

Пожилой мужчина, тоже в зеленой ливрее, сидел в кресле у двойных деревянных дверей. Когда я вошла, сопровождаемая привратником, он поднялся нам навстречу.

– Молодая леди к мистеру Гумбольдту, Фред. Я дам им знать, что она уже здесь, если ты поднимешь ее наверх.

Фред отпер двери – здесь не было дистанционного управления – и величавой походкой вошел в лифт. Я последовала за ним в просторную кабину с пестрым ковром на полу и обитой плюшем лавочкой-банкеткой у задней стены. Вальяжно усевшись на нее, я небрежно закинула ногу на ногу, словно обслуживание в персональном лифте было для меня обычным явлением.

Двери распахнулись, и передо мной открылся холл, который вполне мог бы служить фойе в шикарном особняке. Стены и пол были выполнены из светлого мрамора с розовыми прожилками, а под ногами лежали живописно разбросанные персидские коврики, сотканные, вероятно, еще в те времена, когда дед Аятоллы был ребенком. Такие же коврики были развешаны тут и там по стенам. Создавалось такое ощущение, что холл образует крытый портик с лифтом в центре, однако, прежде чем, ступая на цыпочках, я успела приблизиться к мраморной статуе в левом углу, чтобы хорошенько рассмотреть ее, прямо передо мной открылась задрапированная деревянная дверь.

В проеме стоял пожилой мужчина. Его череп казался почти розовым в ореоле густых, абсолютно белых волос. Он едва склонил голову – знак вежливого поклона, – но его голубые глаза смотрели холодно и отрешенно. Ощутив торжественность момента, я не оробела, но выудила из сумки карточку и молча подала ему.

– Прекрасно, мисс. Мистер Гумбольдт сейчас примет вас. Не соблаговолите ли последовать за мной?

Он двигался медленно, то ли из-за возраста, то ли благодаря его собственному представлению о том, с какой скоростью должен перемещаться дворецкий, вследствие чего мне хватило времени поглазеть по сторонам, что, как я полагаю, не относится к хорошим манерам. Дойдя до середины коридора, он открыл дверь слева и придержал ее, чтобы я вошла. Увидев книги, сплошь занимавшие три стены от потолка до пола, и массивную мебель из красной кожи перед камином, я безошибочно сообразила, что мы попали в библиотеку. Цветущий мужчина, крупный, но не тучный, сидел у камина с газетой в руках. Заслышав, как открылась дверь, он отложил газету и поднялся:

– Мисс Варшавски! Как это мило с вашей стороны прийти, не будучи извещенной загодя. – Он протянул мне крепкую ладонь.

– Не стоит благодарности, мистер Гумбольдт.

Он подвел меня к кожаному креслу. Из сведений в справочнике «Кто есть кто» я знала, что ему восемьдесят четыре года, однако, судя по виду, ему, вне всякого сомнения, можно было дать шестьдесят. Его густые волосы сохранили свой цвет. Передо мной стоял блондин с ясными голубыми глазами и гладким лицом, почти лишенным морщин.

– Антон, принеси нам коньяку. Вы пьете коньяк, мисс Варшавски? В таком случае наше общение будет приятным.

Дворецкий исчез, возможно, минуты на две, в течение которых мой хозяин учтиво осведомился, не слишком ли жарок огонь в камине. Антон вернулся с графином и рюмками, наполнил их и осторожно поставил графин в середине небольшого столика справа от Гумбольдта. Затем он начал манипулировать каминными щипцами, и я догадалась, что ему так же любопытно узнать, как и мне, чего же хочет мистер Гумбольдт. Ему понадобился предлог, чтобы задержаться, но Гумбольдт коротко велел ему исчезнуть.

– Мисс Варшавски, я хочу предложить вам для обсуждения довольно деликатное дело и прошу вашего снисхождения, если мне не удастся провести его с максимальным тактом. Я прежде всего промышленник, а люди моего склада свободнее чувствуют себя в кругу химиков и инженеров, нежели среди прекрасных молодых женщин.

Он поселился в Америке, будучи уже взрослым, и потому даже спустя шестьдесят лет у него остался небольшой акцент.

Я скептически улыбнулась. Коли владелец империи, обладатель десяти биллионов долларов, начинает с извинений за свою манеру общения, то надо держать ухо востро.

– Я уверена, что вы недооцениваете себя, сэр.

Он быстро искоса взглянул на меня и позволил себе издать короткий лающий смешок:

– Я вижу, вы осторожная женщина, мисс Варшавски.

Я с удовольствием потягивала коньяк. Он был обворожительно мягким. Я гордилась тем, что меня вызвала для приватных консультаций такая персона, и возблагодарила себя, наслаждаясь золотистым напитком.

– Я могу быть безрассудной, когда это нужно, мистер Гумбольдт.

– Хорошо. Очень хорошо. Итак, вы – частный детектив. И вы считаете, что эта работа позволяет вам быть одновременно и осторожной, и безрассудной?