Смертельный вояж

Ее переживания оказались напрасными. Полицейский просто привел ее в кабинет к офицеру, который представился капитаном Мехметом Акюреком. Он сказал по-русски, что никто ее не обидит, теперь она в полной безопасности. Но Рита должна честно ответить на несколько очень важных вопросов. Прямо сейчас. Потому что потом капитан Акюрек уйдет домой, а его своевольные подчиненные могут вернуть ее в ту нехорошую камеру, где…

— Не буду вдаваться в детали, — печально закончил Акюрек. — Вы меня и так понимаете.

Рита его прекрасно поняла. Поколебавшись, она решила, что больше не станет запираться. Лучше рассказать правду — и будь что будет. Посадят в тюрьму? Ну и ладно. Ведь не с мужчинами же, с турчанками. Или вообще экстрагируют. На родину.

— Я… — начала Рита.

Больше она ничего не успела сказать.

Дверь распахнулась, как будто ее пнули ногой. На пороге возникла фигура мужчины с коротким автоматом в руках. Ни о чем не предупреждая и ничего не требуя, он вскинул ствол и нажал на спусковой крючок.

Рите показалось, что стены и потолок рушатся с ужасающим треском и грохотом. Капитан Акюрек, который, закинув ноги на стол, развалился в кресле, задергался, как припадочный, и вместе с креслом опрокинулся на пол. Его подчиненный бросился к окну, но три пули вырвали окровавленные клочья из его рубашки на спине.

Проследив за его падением, Рита перевела потрясенный взгляд на стрелявшего и только теперь узнала его. Это был рыжебородый Умар из банды Бахара. Слюна, как всегда, выступила в уголках его рта, а губы казались перепачканными мыльной пеной. Он облизал их и посмотрел на Риту.

Она зажмурилась, ожидая выстрелов. Вся вселенная была наполнена едким запахом пороха. Вдыхая его, Рита молила Небо, чтобы пули попали ей не в голову, а в грудь. Почему-то казалось, что так будет менее больно.

Сильная рука схватила ее за волосы и потащила за собой. Открыв глаза, Рита увидела, что находится в небольшом помещении, куда выходят двери всех тюремных камер. Еще она увидела третьего полицейского — того самого, который недавно отдал ее на милость турецких зэков. Он стоял на коленях с задранной головой и с щеками, мокрыми от слез. За его спиной расположился красавец Халид, приставивший к его горлу нож. Он что-то сказал, засмеялся и перерезал горло полицейскому чуть выше острого кадыка.

Позволив Рите полюбоваться казнью, Умар повел ее дальше. Оглянувшись, она увидела, что полицейский лежит на полу возле стальных прутьев, дергая ногами и безуспешно пытаясь зажать руками рану на шее.

Рита решила, что сейчас ее вывернет наизнанку, но этого не произошло. Оказывается, она привыкла к виду крови и смерти. Оказывается, к этому можно привыкнуть.

Глава 18

Солнце ползло по небу с медлительностью черепахи. Время застыло, нахально игнорируя физические законы. Раскалившийся воздух не нес ни малейшего намека на прохладу. Хорошо было лишь беззаботным отдыхающим, которые плескались в бесчисленных анталийских бассейнах или плавали в море.

Глеб и Бану не могли позволить себе не то чтобы освежиться в воде, но даже поесть как следует. Жажду они утоляли тоже осторожно, чтобы вынужденно не прервать слежку, отлучившись в туалет. У них было две литровые бутылки газировки, прихваченных по совету Бану. Воду спрятали в тень, но она успела нагреться, выдохнуться и приобрести неприятный тухловатый привкус.

Наблюдательный пункт был организован на крыше жилого дома, расположенного через дорогу от полицейского участка. Чтобы попасть сюда, Бану мило поулыбалась привратнику и соврала, что они идут в гости, но предпочитают не предупреждать хозяев, чтобы сделать им сюрприз. После этого осталось лишь подняться в лифте до четвертого этажа, преодолеть короткий лестничный пролет и войти в незапертую дверь.

Как и на большинстве анталийских крыш, здесь были установлены баки для нагрева воды лучами солнца, а также соты солнечных батарей. Турки были не жадными, но очень экономными. Может, поэтому они живут лучше обычных россиян, украинцев и белорусов?

Глеб спросил об этом у Бану.

— Кто тебе сказал, что они живут лучше? — невесело усмехнулась она. — Здесь все так же, как в любой другой стране. Есть бедные, есть богатые и небольшая прослоечка между ними. Все как у людей. Большинство гнет спину и набивает мозоли, пока кто-то наслаждается результатами их труда.

— А как же равенство, братство и этот… гуманизм?

Бану серьезно посмотрела на Глеба.

— Я не верю в гуманизм, — сказала она. — Я верю в Бога.

— То есть, — быстро ответил он, ловя ее на слове, — это Он устроил все так несправедливо?

Бану покачала головой:

— Нет. Это мы. Нам и отвечать.