Смертельными тропами

— Да. Только глупцам кажется, что вся снежить на одно лицо. Нет, у каждого мертвого ребенка свой облик. И мне много раз доводилось видеть сына. Он участвует в каждой атаке. Однажды мне даже пришлось запрятать в волшебный рог одного чересчур резвого великана, который пытался разорвать моего мальчика.

Так вот как Гаррах оказался в рожке! Каких только тайн не узнаешь мимоходом.

— Когда получу эликсир, — продолжал шаман, — я силой напою Гирхама, и он снова обратится в живого. Для зелья не хватало всего двух ингредиентов, когда видение открыло мне, что появился вампир–странник. Я послал за ним… вернее, за ней… Ламуса. Что же до нимфусов — не знаю, где ты их возьмешь. Как тебе известно, я много дней назад отправил в северную деревню своего ученика под видом торговца. Но раз ее захватили темные… Достань мне семена. Красные нимфусы нужны не только для зелья обращения. Это цветы огня, из них получается прекрасное средство для защиты от снежити.

Знание мира: +5, текущее значение: 42

Он легко поднялся, спрятал все еще горящую трубку в складках туники (ну как так, а?) и сказал:

— Ты с друзьями останешься здесь до рассвета. Утром Ламус отвезет нас обоих в замок Снежного рыцаря, там я покажу тебе, что стало с Синеусом. В селении не получится, магия сложная, поэтому ее надо проводить на Стылом хребте, под присмотром Духа Гор. А потом полетишь за нимфусами.

Это было равносильно приказу. Я без возражений встал и потопал за ребятами.

На огромной террасе замка Снежного рыцаря, куда нас с Кархумом принес холценгольф, промозглый ветер пробирал до костей. Немудрено, высота–то какая. Интересно, почему эти таинственные рыцари выбрали для своей обители такое неуютное место? Похоже, у них вместо крови по венам тек антифриз, иначе в этих условиях не выжить.

Поплотнее завернувшись в плащ, я стряхнул с перил снег, перегнулся через них и посмотрел вниз. Белые пушистые облака, быстро меняя форму, проносились прямо под ногами. Дно ущелья находилось настолько далеко, что терялось в тени, зато весь мир гор Безмолвия был как на ладони. За двуглавой сопкой, на склонах которой местами пробивалась зелень, чернел кратер Горных великанов, походивший отсюда на старую потемневшую монету. Правее возвышалось плоскогорье, на нем в лучах восходящего солнца поблескивали дома–бусинки зенолов. В одном из ущелий переливался радугой величественный водопад, грохот от него слышался даже здесь. И над всем этим великолепием кружили огромные белые холценгольфы, чьи огромные гнезда красовались в разломах башен и на крыше.

Повернувшись к шаману, стоявшему за моей спиной, я поднял большой палец и попробовал пошутить:

— Классная смотровая площадка! Еще бы погоду получше, тогда от туристов отбоя не будет.

Кархум бросил на меня непонимающий взгляд.

— Жди здесь, странник. Позову, когда все приготовлю. Но будь внимателен, Ламус может и не успеть тебя подхватить, — он кивнул на почти развалившуюся от времени балясину, развернулся и через витражную дверь скрылся в комнате.

Да, здесь без осторожности никак. Замок действительно был очень старым: тут и там виднелись обрушенные колонны и стены, часть барельефов и скульптур растрескалась. Но даже сейчас он выглядел внушительно и величественно. А раньше, наверное, был и вовсе настоящей короной гор Безмолвия.

Я незаметно покосился на Ламуса. Он, изображая статую, неподвижно сидел на ограждении террасы. Одна из птиц пролетела совсем рядом, обдав меня снежным вихрем, и что–то проклекотала моему бывшему питомцу. Тот гортанно ответил, но с места не двинулся. Видимо на холнцельголфском это обозначало: «Отстань, я на работе!», потому что птица тут же спикировала вниз и скрылась под сводами полуразрушенной арки.

— Готов? — послышался голос Кархума.

Я развел руками — само собой — и шагнул в полутьму дверного проема. Это был большой зал, возможно, когда–то здесь проводились балы. Гербы на стенах с витыми литерами инициалов рассохлись. Гигантские гобелены выцвели и местами сгнили, но на них все еще можно было рассмотреть сцены былых сражений. Резная деревянная мебель превратилась в труху. Время не пощадило ничего. Единственное, что выбивалось из общего вида разрухи, так это хрустальная скульптура девушки, очень похожая на ледяное изваяние в деревне зенолов.

Следуя приказу Кархума, я сел прямо на пол с потрескавшейся мраморной мозаикой, и по одному знаку его руки вокруг меня появилось тонкое кольцо огня, словно кто–то до этого тонкой струйкой налил жидкость для розжига. Признаюсь, стало неуютно, я почувствовал себя тигром, прыгающим через горящий обруч.

Но шаман не обратил на это внимания: он стоял, закрыв глаза, и слегка покачивался. Взял с большой плоской чаши несколько пучков сухой травы и бросил их в огонь. Повалил удушливый дым, посыпались искры, и я поневоле закашлялся.