Смертеплаватели

Ещё до начала воскрешений, гуляя по заросшему дикими оливами берегу Босфора, Зоя видела: Святая София сохранилась в веках, но испорчена сарацинскими пристройками, четырьмя башнями по углам в виде острых пик. Теперь, по молитве Зои, храм предстал в благородной и величавой Юстиниановой простоте.

В последний месяц она видела: там, куда и не добиралась её память, на пустынных холмах Босфорского мыса, сперва маревом, затем сплошной массой крыш и стен встают дальние кварталы города. Не иначе как люди, уже сотнями ожившие по молитвам Зои, вспоминают родные места, силой воображения «застраивают» их, населяют родными и знакомыми… Ширится паутина воскрешений, подрастает посев для окончательной жатвы Христовой!..

Лишь в окружении родного, пусть и не завершённого, города, во всеоружии своей новой уверенности посланницы Господней решилась Зоя вернуть к жизни своих мучителей. Отца и мать, всех родных, вновь приблудившихся монахинь от святой Ирины — услала в дальние комнаты, велела без зова не появляться (осознав близость дочери к замыслам Божьим, домашние теперь трепетали перед ней). И вот, буйный франкский рыцарь, подобный неистовому Аяксу, воспрянув из векового тлена, молит её… о чём же?

— В благодарность Господу нашему, поднявшему меня из глубин адовых, и в знак моей чистой любви и преданности вам, мадам, — чем еще искуплю свою жестокую вину перед вами, чем верну вам честь, если не смиренным предложением своей руки, титула и всех своих земель в Бове и Фуанкампе?! Коль будет на то ваше соизволение, прекрасная сеньора, готов просить святых отцов обручить нас, хоть бы и по обряду восточной церкви, и сделать надлежащее оглашение…

Зоя пошатнулась, столкнув с подставки ларец.

II. Виола Мгеладзе и Алексей Кирьянов. Остров Джоли-Бой в Индийском океане

Хоть этот свет и не был близок к нам,

Я видеть мог, что некий многочестный

И высший сонм уединился там…

На зеленеющей финифти трав

Предстали взорам доблестные тени,

И я ликую сердцем, их видав.

Данте Алигьери

Круглый остров невелик: сплошная шапка тропического леса, с поднимающимися над ней высокими пальмами, в кольце белых пляжей, где на песке змеями вьются выползшие из лесу корни и лежат упавшие стволы. До горизонта дышит синий ясный океан; у берега сквозь рябь видны тёмные пятна коралловых рифов. Мощный ровный прибой перебирает раковины и куски кораллов. На берег выходит, раздвинув лес, гряда коричневых скал. Глыбы, давно упавшие с них, образовали неглубокую прозрачную заводь: в ней по дну и по камням цвета запёкшейся крови перебегают большие голенастые крабы.

У воды, в громадной тени скал, сидят двое: Алексей в красно-белых плавках и Виола, из жалости к нему надевшая бирюзовый купальник-бикини.

Алексей. …Мама была наставницей учеников младшего цикла. Такая, знаешь, целомудренная во всём, немного наивная, строгая и мечтательная. Любила всплакнуть над старинной книгой; обожала 1930-е годы, западную моду тех времён, музыку, прически… Господство всего китайского её немного огорчало, хотя она признавала красоту и тонкость этой культуры. Я представить себе не мог, — не смел представить, что у неё под платьем есть тело. А тут пришлось воображать каждую деталь. Когда Сфера воспроизвела её фантом… знаешь, без всего… я чуть не сгорел от стыда!

Виола. Сочувствую, но никуда от этого не денешься.

Алексей. Да, да… Это было ужасно: пробовать, как у неё движутся руки и ноги, лицевые мышцы… С отцом, знаешь, оказалось проще. Он был у меня важный, солидный такой… очень серьёзно воспринимал свою работу в самоуправлении, просто жил этим. Я немножко забавлялся, когда представлял его себе голым. Или, скажем, заставлял танцевать…

Виола. Понятно. Значит, до тех, о ком ты мне говорил, ты ещё не добрался.

Алексей. Каюсь… Даже не приступал пока. Сама мысль о том, что надо будет вылепливать его… их… О, господи, Виола! Я пропитаюсь этими людьми насквозь, я буду бредить ими! Понимаешь? Людьми, которых больше всего на свете хотел бы вообще забыть… стереть в памяти…

Виола. Я думаю, это не всё, что тебя смущает. Правда? Если честно?…

Алексей. Да. Есть и другое. Встреча. Первые секунды нашего общения. Первые слова, действия… Что они сделают? Что я сделаю? Как выдержу всё это?!

Виола. И сделаешь, и выдержишь. «Все мы такие жеребцы и кобылицы, что вынесем намного больше, чем на нас грузят…»

Алексей. Это цитата?

Виола. А что, не узнал? Почти твой современник. Ницше…

Алексей. Ладно. Знаешь, тут такая ситуация, что никакие философы…

Виола. А я не философ, я практик. Могу в это время просто быть рядом.