Смертеплаватели

Долгое молчание, маниакальный лепет прибоя; сердитые выкрики лесной птицы, наверное, недовольной присутствием чужаков на острове. Краб, взобравшись на мокрый камень и выкатив стереотрубы глаз, наблюдает за людьми достаточно долго, чтобы сделать свои выводы, затем бесшумно исчезает.

Алексей. Жалеешь меня?

Виола. Понятное дело, жалею.

Алексей. В наше время многие считали жалость оскорбительной для себя.

Виола. Ну и глупо. Оскорбляет безжалостность, причём, оскорбляет обе стороны… И потом, вы же все здесь… всё-таки чужие. Очень чужие, пока не освоитесь. Многим будет бесконечно трудно — намного труднее, чем тебе.

Алексей. Не понимаю. По-моему, само наличие Сферы…

Виола. Вот! Этого я и боялась. Ты делаешь из Сферы фетиш, начинаешь относиться к ней, как к милосердному и всевидящему богу. А ведь она — только машина, инструмент. Если вы не примете идею, высшую суть нашего мира и отношений в нём, никакая Сфера не спасёт… от очень больших травм!

Алексей. Душевных?

Виола. Душевных, телесных… Не надоело ещё делить?… (Помолчав и словно приняв некое решение.) Перестань рассматривать мои ноги, я тебе что-то очень важное хочу рассказать… Слышишь, Алёша?

Алексей. Не требуй от меня невозможного — или носи платье до полу… Хорошо. Я внимательно слушаю.

Виола. Ваша компания — не первые воскрешённые. И даже не вторые. Наш проект работает уже пять лет.

Алексей. И что же случилось… с теми?

Виола. Ну… по-разному. Я лучше покажу…

Солнце пугающе быстро гаснет; Алексей обретает себя в невысоком, тесном помещении, разгороженном столами и стендами…

Вначале — в самом начале — Сфера пошла путём наименьшего сопротивления. В Каире, в уцелевшем от всех катастроф и волнений пятнадцати веков Египетском музее сохранялся зал мумий. Бурые, словно обугленные, судорожно оскалив зубы, лежали в своих раскрашенных деревянных скафандрах мертвецы-космонавты, долетевшие из непредставимо дальнего прошлого. То были мумии царей, и они сбереглись лучше, чем любое другое мёртвое тело на Земле. Щупу не пришлось долго вертеться, чтобы найти все утерянные связи между атомами, все нити, соединявшие молекулы и клетки. Мумии ожили, оделись плотью, обрели вид взрослых, а то и старых бритоголовых мужчин, серовато-смуглых, с резкими властными лицами. Тела их были сплошь обмотаны полосами ткани. Став свежей, ткань, пропитанная смолами и ароматическими маслами, запахла тревожно и дурманяще…

Сдирая с себя обмотки, воскресшие садились в гробах; медленно поворачивали головы; сперва тусклыми, затем яснеющими глазами всматривались друг в друга… И вдруг закричали — гортанно, непонятно и страшно. Вскочили. Выпрыгнули из саркофагов. Великий Рамсес вцепился в глотку Мернептаху; создатель колоссов Аменхотеп свалил на пол дряхлого Пепи. Потому что все они были цари, цари до мозга костей, живые боги страны Та-Кем, и ни один из них не мог потерпеть присутствия соперников! Фараонов не слишком удивило само воскрешение, они были к нему готовы, — но вот наличие собратьев по трону возмутило и разгневало донельзя. Подобный вариант никакая «Книга мёртвых» не предусматривала. И монархи, недолго думая, принялись биться. То было неповторимое зрелище — смертный бой голых мужиков в развевающихся бинтах, среди опрокинутых гробов и разбитых стендов зала…

Фараонов растащили, успокоили и расселили поодиночке в разных концах Сферы. Теперь они помаленьку учатся новым, «не царским» понятиям о жизни…

Смена декораций и актёров. Из сплошной тьмы на освещённое пространство с разных сторон одновременно вступают люди, которые выглядели бы, как герои карнавала, если бы не были столь буднично-достоверны. Семенит персидский вельможа-кшатрапати (сатрап) в высокой шапке и длинных раззолоченных одеждах, с мелко завитой бородой на груди, явно неравнодушный к пирам, — полное лицо сплошь в кровяных прожилках. Нищий босой буши, японский дворянин-воин, со шрамами на впалом лице, выступает гордо, держа в одной руке меч, а в другой — свиток с родословной. Прихрамывая и криво улыбаясь, идёт бледный, по-стариковски одетый юнец во фраке и полосатых брюках со штрипками; на ходу он нервным жестом бросает перчатки в снятый цилиндр. Нагой чернокожий атлет, покрытый росписями и татуировками, в короне из страусовых перьев, со щитом, сплетённым из лозы, шагает подобно льву и гневно сверкает белками глаз… Ещё какие-то мужчины и женщины, менее яркие внешне, но также явно вырванные из разных стран и эпох, сходятся в круге света, и…

Внезапно все эти люди взлетают. Сближаются. Взаимопроникают. Образуют нечто вроде толпы полупрозрачных вьющихся теней. Алексей видит чудовищно искажённые, полные ужаса глаза, скрюченные пальцы рук, спиральные извивы эфирных тел, пытающихся ускользнуть от страшного слияния. Воскресители разом перевели в динамику всех своих подопечных. Надеялись, что, увидев друг друга насквозь, разновременники найдут нечто общее, более важное, чем различия наций, вер, неписаных законов; по крайней мере, не сшибутся лбами, как египетские цари.