Смерти подобна

— Теперь понимаешь, что мне нужна твоя помощь? — вновь задает он вопрос, касаясь кончиками пальцев моей щеки. Оно едва ощутимо, но почему от него по коже проносятся миллионы мурашек, и я вздрагиваю, переводя взгляд на Шумского.

— Это вообще никак не связано, дурень, — отвечаю, желая отступить, но ноги будто к земле приросли. Ни назад, ни вперед не сдвинуться.

— Почему нет? Вначале крадут мощи, затем появляется любитель запрещенной магии, и твои зомби больше не подвластны печатям. Не находишь странным такое совпадение? — быстро произносит Вася, заставляя меня сузить глаза. — Я считаю, просто необходимо разобраться во всем. Кто знает, для чего могли понадобиться мощи Агриппины. Магия Хаоса опасна, кровава и всегда приносит разрушения…

— А когда ты применял «Крики Хаоса», тоже об этом думал? — язвительно интересуюсь, видя, как расширяются зрачки в глазах Василия.

У некромантов, к счастью, ночное зрение лучше других. Радужку заполняет чернота внутри, пока я пытаюсь уловить во взгляде Васи хотя бы намек на ответ. Он не признается, сразу ясно по исказившимся чертам лица. Сила, магия, которую применяет диакон, противоречит самой его профессии, его учениям и вере.

— Не понимаю, о чем ты, — говорит беспечно, приподнимая бровь. — Сама в курсе, для подобных заклятий нужны способности, знания и отсутствие моральных принципов.

— Правда? — хмыкаю в ответ, наклоняясь вперед, заставляя Шумского с шумом втянуть носом воздух, едва кончики наших носом оказываются совсем близко. — Ты меня совсем за дуру держишь? Или я, по-твоему, не слышала воплей духов Хаоса?

Свист, который был слышен в моих ушах в тот момент. Я его и сейчас ощущаю кожей. Он точно противный липкий страх проникает в подсознание. Тогда он не был столь явственно различим, однако стоило разобраться, и вот уже ответ на поверхности. Что еще могло с такой мощью уничтожить цепи без вреда для самого мага?

— Как ты разрушил полог Жнеца, Вася? — говорю без обиняков и попытки увильнуть. Моя тайна явно не такая опасная, как его.

Что ты скрываешь, диакон Василий? И почему так отчаянно не хочешь говорить о произошедшем?

— А как ты призвала его? — задает вопрос в лоб, нисколько не смущаясь.

Мы смотрим друг другу в глаза и над нами тихо шумит листва деревьев. Где-то вдали отзывается кукушка, но никто из нас не отвечает на заданный прямо вопрос.

Потому что все мы, люди и нелюди, довольно лживые создания, защищающие свои границы от любого вмешательства.

— Кого «его»? — включаю режим «дурочки», и Вася хмыкает в ответ.

— Не знаю, о чем мы говорили?

Громко фыркаю, собравшись было отвернуться и идти дальше домой одной. Никаких сил нет, завтра обо всем подумаю. Или послезавтра. Мне вообще чужие тайны не нужны, своих проблем хватает. Еще нужно будет с Федотом и Семеном разобраться. Как они, не пострадали ли…

— Кристина? — зовет меня Шумский, а я с неохотой смотрю на него.

— Что?

Поцелуй легкий, неожиданный и совершенно сбивающий с толку. Не успеваю ни отскочить, ни оттолкнуть диакона, который просто обхватывает моё лицо ладонью, зарываясь пальцами в волосах и притягивая ближе. Лишь мои собственные руки комкают ткань его церковной накидки, ощущая ее гладкость, пока губы раскрываются под натиском.

Сколько у нас было таких поцелуев? Парочка-другая: один из жалости в восьмом классе, другой — после ночной гулянки на выпускном у ресторана перед рассветом. Ни тот, ни другой я почти не запомнила. Да что там помнить, клюнул в губы и покраснел. А сейчас он куда настойчивее, и… лучше, что ли?

— Ептить, Гриша, ну чего ты на ночь глядя людям спать не даешь? Подумаешь Петька твои лопухи подрал, он же не специально!

— Молчи, убогий! Не могу слушать твои тлетворные речи, плохо влияющие на моё кровообращение. Оно без того нарушено плохой экологией и отсутствием нормального обращения. Григорий Стопкин добьется справедливости в отношении себя! Нельзя не уважать аристократа голубых кровей… Ой, а что это вы тут делаете, охальники? Люди! Нелюди! Тут разврат на глазах честных людей, вампиров и упырей!

— Вурдалак я, голубизна ты кровная, вурдалак!

А вот и наш вампир Гришенька. Сам дошел, даже на кладбище идти не пришлось.

Глава 8

— Дура-а-а-а!!!

Огнеупорная дверь едва сдерживала порыв разъярённого донельзя дракона. Средний из тройняшек в семье драконов Горынычей — Борис — орал, переходя с мата на культурный язык человека и обратно. Рядом со мной в приемной невозмутимо вылизывалась его секретарша — кот Баюн. То и дело он подставлял то лапу, то хвост, изгибаясь в неведомых позах и, бросив окуляры на стол поверх бумаг, невозмутимо продолжая утренний ритуал.

Вот вам и ученый кот.

— Мурзик, у нас как бы посетители, — мрачно изрекаю, пока дверь продолжает сотрясаться под воплями нашего начальника-дракона — форменной истерички и немного психопата, умеющего дышать огнем.

Словно в подтверждение моих мыслей, из щелей повалил черный дым. Как хорошо, что у него в кабинете все вещи из негорючих материалов. А все, что сгорело, так оно уже не нужно.