Смерти смотрели в лицо

— Это ваша основная работа,— сказал он. Район распространения прокламаций у Виктора Попова был обширный и многолюдный. Четвертая, Пятая и Шестая линии, мост через металлургический завод и трамвайная остановка возле горсада. Парнишка попробовал клеить листовки в одиночку, но это было трудно и опасно. Тогда он посвятил в тайну своего друга Яшу Голина, Яша был приемным сыном евреев, которых гит- -леровцы бросили в шурф шахты на Калиновке. Виктор дал ему свою метрическую выписку и немецкий документ.

Друзья выходили из дому в запретное время, часов! в девять вечера. Они знали каждую дырку в заборах, каждый укромный уголок на своем участке. Больше всего клеили листовок на проспекте Труда — он примыкал к базару. Утром выходят и наблюдают, как люди читают сообщения Совинформбюро. Вдруг появляются полиция и жандармы. Люди разбегаются, а те скоблят листовки, ругаются в бога и черта.

Но бог и черт были ни при чем. Приносить листовки от Григория Тихонова помогал Попову... барон Мюнхаузен. Положит их в книгу — и смело идет мимо немцев и полицаев. А вчера ребята пошли на пруд и заглянули в парк. На аллеях устанавливают скамьи, чистят дорожки. Городская управа объявила в газете о скором торжественном открытии парка и гулянии.

Виктор полез в карман и погладил шершавый листок!

— Эх, кнопок нет,— вздохнул он.

— А мы на свежую краску,— предложил Яша. Сегодня утром снова пришли в парк — нет ни одной скамейки. Немцы приказали убрать. Какое уж тут веселье, если партизаны под самым носом орудуют и не дают спать фашистскому начальству.

После взрыва прифронтового склада нервы у обер-штурмфюрера Графа сдали. Какой-то заколдованный круг, берут одиночек, хватают мелких грабителей и пытаются выдать их за партизан, а диверсии продолжаются, листовки заполонили весь город.

К гестаповцу пришел бургомистр Эйхман и спросил:

— Может, перешерстить бывших партийцев, что работают в управе? — Какие они партийцы? — повышая голос, проговорил Граф.—Настоящие коммунисты ушли с Красной Армией или взрывают склады. А ваши — все они вот тут у меня,— он сжал пальцы в кулак.— Я вам скоро покажу настоящих коммунистов. Запомните, у Советов не все коммунисты носят билеты и номинально состоят в партии. Они по духу своему коммунисты. Я это уже давно понял. Давно...

Оберштурмфюрер не договорил. Зачем раскрывать сокровенные мысли перед этим мужиком? Он прожил всю жизнь в России и не понял психологию народа, с которым столкнулась Германия по воле фюрера.

— Хорошо, можете идти,— сказал Граф.— Я вам предоставлю возможность увидеть, чем дышат настоящие коммунисты.

Бургомистр ушел, гестаповец вызвал Ортынского. Приказал приготовиться к аресту подпольщиков рутченковской группы, в которую пробрались провокаторы Крицкий и Чеклуев.

Четвертого мая в нескольких местах одновременно схватили патриотов. В Елизаветинском лесу взяли Данилевского, а на конспиративной квартире — Дерябина. На станции Рутченково, в совхозе «Петровский» и в селе Антоновка — их товарищей. Всех отправили в тюрьму, устроенную в совхозном поселке Майка, что возле станции Доля.

На второй день после ареста Дерябина на квартиру, где он жил, казаки приехали с обыском. Перерыли все в комнате, нашли небольшой блокнотик. Рябой вахмистр полистал его и обнаружил цифры.

— Что это за шифр «7 — 7»? — спросил он хозяйку.

— Откуда я знаю? — ответила она и добавила: — Может, адрес? Седьмая линия, семь...

В это время подпольщиков допрашивали в СД. На пытках присутствовали Граф, Эйхман и Шильников. Бургомистр попытался поговорить с Дерябиным, но получил плевок в лицо. Подпольщика начали бить резиновыми шлангами, и он потерял сознание.

Взрыв склада боеприпасов, крушение состава на станции Рутченково, убийство полицейского, организацию побегов военнопленных — все приписывали арестованным. Но патриоты молчали.

Вахмистр доложил сотнику о найденном блокноте. Тот приказал обследовать дом семь на Седьмой линии. Под видом крестьянина, который ищет своего брата, рябой казак вертелся вблизи дома, расспрашивал мальчишек, кто в нем живет. Ему подвернулся сынишка Борисова, назвал свою фамилию и имя отца. Единственного во дворе моложавого высокого мужчину выследить было не трудно.

Борисова арестовали на улице, когда он шел вместе с Арутюняном и Михненко. Их обыскали, сняли ремни, и связали руки за спиной. Привезли в полицейский участок на Рутченково, а в полночь отправили на Майку. Здесь уже было человек двадцать арестованных. При свете фонаря построили всех в один ряд, распределили! по камерам. Арутюнян и Михненко оказались вместе Борисова посадили в подвал под зданием.

Его вызвали на допрос первым. Сначала не били, по« тому что он сразу заявил:

— Начнете экзекуцию — буду молчать.

Следователь ухмыльнулся, кивнул в сторону казака, проговорил:

— У него рука не дрогнет на коммуниста.

— Я такой же коммунист, как он японский император.

Переводчик с улыбкой перевел, а немец засмеялся.

— Ну ладно,— сказал уже строго.— Так о чем вы разговаривали с Дерябиным?

— С кем, с кем? — подавшись вперед, с внутренней радостью переспросил Алексей Иванович.