Мария Анатольевна стояла у шкафа, прикрыв рот ладонью, словно боялась, что не выдержит мучительного испытания и закричит от боли. В ее глазах светились слезы, но она сдерживала себя из последних сил, чтобы не выдать слабости перед мужем и мальчиками.
Александр Антонович поцеловал детей, молча подал руку жене и Наде, поспешно вышел в коридор и наткнулся на Жору.
— Ты чего здесь? — удивленно спросил он.
— Я был на кухне,— ответил Смоленко.—А здесь...— он не договорил и вытащил из кармана пистолет.— На всякий случай.
Вскоре подпольщики отправились на «охоту» в Дурную балку за Смолянкой, где невдалеке от карьера проходила дорога. Днем и ночью по ней двигались танки, проезжали мотоциклисты, шла пехота. Транспорты из трех-четырех грузовых машин направлялись в сторону Рутченково. Везли продукты войскам, находившимся в районе Волновахи. Оленчук предложил сделать засаду в карьере и напасть сразу на все машины.
— Будет много шума,— возразил Смоленко.— Нужно остановить первый грузовик. Дорога узкая, с обеих сторон сугробы, не объедешь.
— Прикажешь лечь под машину?— спросил Тимофей.
— Не лечь, а положить,— ответил Жора.— Положить на дорогу шипы и прикрыть снегом. Прокол, пшик — и ваши на мели. А мы — в форме жандармерии, дорожный патруль, и преспокойненько их ножичком.
Двенадцать человек во главе со Шведовым ждали транспорт до полуночи. Три грузовика шли с пригашенными фарами. Металлические шипы расставили в шахматном порядке метрах в десяти друг от друга. Первая машина проехала благополучно, будто у нее были не скаты, а гусеницы. Зато вторая остановилась сразу. Раздался хлопок лопнувшего баллона. Грузовики затормозили. Из них долго никто не выходил. Потом немцы осмелели и, держа наготове автоматы, выбрались из кабин. Направились к средней машине. Кто-то выругался, проклиная русскую зиму. В морозной тишине слова долетели до подпольщиков, и Вербоноль перевел немецкую брань.
— Решили менять скат,— прошептал он.
Александр Антонович подал сигнал выходить. Первым, с бляхой на груди, появился на дороге Андрей Андреевич и стал у заднего борта грузовика. За ним, незамеченные в темноте, подоспели остальные. Разбились на две группы и неожиданно показались у среднего грузовика. Солдаты, увлеченные работой и разговорами, застыли на месте, услыхав громкий голос Вербоноля:
— Что случилось? — спросил он по-немецки.— Не стрелять! Патруль!
Шофер, возившийся со скатом, сел в снег. Унтер сдернул с плеча автомат, но его схватил за руку Смоленко.
— Донн ер веттер![8]
— выругался унтер.— Налетели, как партизаны. Так можно перестрелять друг друга.— А тот, небось, в штаны наклал,— сказал Вербоноль, показывая на сидящего солдата.— Вставай, камрад. Придется вам до утра загорать.
— Не можем,— отозвался унтер.— Следом пойдет новая колонна.
Вербоноль напрягся: значит, медлить нельзя. Он обратился к Сергею на немецком языке:
— Давай ко мне, Фриц! Взять.
Девять человек связали одной веревкой. Смоленко, Оленчук и Шведов повели их в карьер. Вербоноль принялся заводить машину. Мотор на морозе остыл и долго чихал, пока заработал. Чибисов и Сергей полезли в кузов первого грузовика. Там оказались ящики с консервами. Два ящика перетащили на последнюю машину. Со средней взяли галеты... Начал срываться снежок, вскоре запуржило. Из кабины выгляртул Вербоноль.
— Добро,— сказал он.— Заметет следы.
...Ящики сгрузили в развалинах школы. Машину погнали в сторону шахты «Пролетар», но в дороге забарахлил мотор, и ее пришлось бросить.
На следующий вечер продукты и сигареты переправили на санках по квартирам подпольщиков.
Смоленко после этой операции будто подменили. Он почти всегда ходил озабоченный и серьезный. Редко вступал в разговоры, отвечал односложно. А нынче схватил Надю за талию и закружил по комнате.
— Прекрасно, Надюша,— сказал он, улыбнувшись. И девушка увидела, какое у него светлое и доброе лицо.— Их бьют, понимаешь, бьют. И мы приложили руку к общему делу.
Надя только самой себе могла признаться, как вздрагивало ее сердце, когда после работы в комнате появлялся Жора. Нет, нет, это не любовь, просто он ей немножко нравится. Высокий, стройный и немного зага-дочный парень. Сегодня у него хорошее настроение, и она спросила:
— Кто ты такой, Жора? Откуда? Столько живешь у нас...
— Не нужно об этом. Маленькая еще и слишком чернявая,— сказал он и придавил ей нос— Все потом узнаешь.
— Противный,— обиделась Надя.— Я к нему со всей откровенностью.
— И я тоже...