Смерти смотрели в лицо

— С открытой пастью?

— Кажется.

— О появлении этого зверя нашим сообщить нужн немедленно,— проговорил Александр Антонович. Оскаленная волчья пасть с высунутым языком нарисована на штабных машинах ставки фюрера.

— Вот заразы! — не сдержался парень.— Точно изон бразили свою звериную породу.

— Наших подключить бы к разведке. Больше глаз — шире обзор... Скоро познакомимся,— сказал Шведов и вдруг странно притих, будто горло перехватили спазмы! Он сжал губы, нахмурился. В сердце ударила тревога о семье...

По вечерам они подбивали итоги своих вылазок. В списках уже значились фамилии изменников, занявши посты в местных органах власти, имена гитлеровских шефов военных и карательных органов. Для этого читал объявления горуправы и приказы военного коменданта, покупали газетенку «Донецкий вестник». Толкались на базарах и прислушивались к разговорам разношерстной толпы. Шведов подходил поближе к солдатам, появлявшимся среди торговцев и меняльщиков. Он понимал немецкий язык.

Уставшие за день, разведчики делились впечатлениями о виденном и слышанном.

На четвертый день пребывания в городе они пошли на Смолянку. Под терриконом шахты № 11 стоял приземистый барачного типа дом с несколькими пристроенными коридорами. Шведов направился к двери среднего коридора... В квартире висел острый запах жидкого мыла, потолком под плавал жирный густой пар. У плиты стояла женщина и мешала палкой какое-то варево в тазу. Она обернулась на стук двери и, выронив палку, испуганно воскликнула:

— Шура? Откуда?

— Вижу, помощников не ждала,— ответил Александр Антонович и улыбнулся. — Ну здравствуй, кума.

Женщина поспешно вытерла фартуком стулья и усадила гостей.

— Какая нечистая сила привела тебя? — запричитала она.

— Узнал, что по мыльной части промышлять стала. Может, в компаньоны возьмешь? Или есть уже кто? Уж не Тимофей Оленчук?

— А ты все такой же баламут,— отозвалась хозяйка. - Тут кровью сердце обливается... Жрать нечего, и смерть следом ходит. Тимка от нее прячется.

Александр Антонович подошел к своей куме, легко обхватил за талию и зашептал:

— Пойди, посмотри, дома ли он сейчас. А мы за тебя пошуруем.

Она возвратилась быстро, с порога сказала:

— Бог миловал, живой. И твои все целы.

Шведов мгновенно изменился в лице, побледнел. Саша впервые увидел в глубоких горячих глазах своего товарища такую невыразимую боль. Через секунду он встрепенулся, передернул плечами, словно сбросил неимоверную тяжесть.

— Ты нас не видела,— сказал раздельно и сурово.— Запомни, не видела. Обо мне никому ни слова. Даже моим. Я сам сообщу о себе.

На обратном пути не проронили ни слова. Лишь перед сном Шведов тихо проговорил:

— Пора переправлять сведения. Но прежде я должен кое с кем повидаться.

Он навестил двоюродную сестру жены Новикову, которая жила в поселке шахты «Пролетар». Дома оказался и ее муж Дмитрий — худой, сутуловатый мужчина лет тридцати пяти, постоянно носивший толстые очки в металлической оправе.

Александр Антонович послал Новикову за своей женой.

— Обо мне скажешь ей по дороге,— попросилон. Потом обратился к Дмитрию: — А ты чего нахохлился? Нашел себе место при новой власти?

— За кого ты меня принимаешь? — обиделся тот. - Я в доброе время через силу работал из-за плохого зрения. А теперь — дудки.

— Правильно решил...

Мария Анатольевна вбежала в комнату в расстегнутом пальто и без платка. Откинула его на плечи е во дворе, задыхаясь от волнения.

— Сашенька... Родной мой,— зашептала она сквозь слезы.— Живой...

Новикова дернула мужа за рукав, и они вышли в другую комнату. Мария Анатольевна успокоилась, неотрывно смотрела в лицо мужа печальными глазами, словно не верила неожиданному счастью.

Он держал в своих огрубевших ладонях трепетны руки жены и слушал ее рассказ о детях, о матери и Надюшке. Им было трудно, голодно, опасно. Его серде сжималось от боли, но он ничем не мог помочь. Марии сказал самое главное:

— Я здесь по заданию. Прямо отсюда пойдешь к Тимофею и скажешь, что утром я буду у него. Нам предстоит большая работа. Но прежде я ненадолго уйду из города... Мусенька, мне задание дала партия.

— Саша, я буду с тобой,— отозвалась Мария Анатольевна.— До последнего. Вместе не так трудно... Что творилось в моем сердце в первое время! Думала, не выдержу. Немцы брешут — наша армия разбита. Расстреливают пленных и евреев... Некоторые испугались продались за жалкий паек. Работают в комендатуре, в полиции. Помнишь Васютина, своего соученика? Надел черную форму. А мы, Саша, оказались непослушными для фашистов. Не регистрируемся, не прописываемся, в домовой книге, не идем на работу.

Она говорила уже ровно, ее щеки чуть розовели, глаза не туманились от тревоги. Шведов видел перед собой прежнюю Марию — решительную и, как никогда, красивую...

Утром 3 января сорок второго года Шведов, Ященко и Оленчук вышли из города. Накануне Тимофей Романович согласился пойти на советскую сторону с информацией, полученной от Вербоноля, и разведданными Александра Антоновича, который решил сопровождать товарищей до передовой, а затем возвратиться назад.