Смертию смерть поправ

Потом ПЕЧАЛЬ встала от старика, потому что его глаза больше не хотели открываться и не шевелились под ее щекой, а тихо и покорно умолкли, успокоились, стали недвижными и прохладными. ПЕЧАЛЬ видела, как Эдип ел траву и пил воду, видела, как он искал что-то все время на земле, но делал это плохо, потому что забыл запахи, быстро уставал на четырех ногах, так как длинные задние начинало сводить судорогой, распрямлялся, и совсем терял запах, который, быть может, начинал вспоминать; он постанывал, и ПЕЧАЛЬ узнала по этим стонам и по его тыканью туда и сюда, что он ищет траву ясенец, чтобы поесть ее, чтобы избавиться от боли, которая сидела в Эдипе, да, да, он ищет траву ясенец, он откуда-то знает, что так делали критские козы, и вот ищет ее, а запах стал плохо понимать, потому что голова его теперь больше открыта солнцу, чем земле; ПЕЧАЛЬ пошла к Эдипу, стала с ним рядом и быстро нашла эту красноватую травку, дернула ее бережно из земли, словно прося прощения, что прекращает ее ради Эдипа; положила перед ним. Он съел эту траву, и боль, которая сидела птицей на яйцах у него внутри, поднялась и ушла куда-то, и он вздохнул хорошо, правда, не совсем до конца, потому что птенцы его боли все еще остались в гнезде, и будут расти и расти, он знает это, но вот сейчас пришло успокоение, и спасибо тебе, ПЕЧАЛЬ, спасибо за траву, которую ты нашла мне. Эдип нагнулся и потерся головой о бок своей подруги, это была незнакомая ни ему, ни его спутнице ласка, простая ласка; вот видишь, я трусь о тебя щекой, видишь, как ты нужна мне, потому что с многими я могу делать то, что делал старик, но с очень немногими могу я тереться щекой о щеку Они, эти два ОВНА, ушли от стада, пока искали траву и пока пили холодные ручьи, и пока искали тепло в шерсти друг друга, они ушли далеко от стада и солнце ушло вместе с ними, потому что была весна, и потому что солнце знало, давно знало, что когда-то такое случится и ему, солнцу, надо будет согреть вот таких, как следует согреть, чтобы все же сквозь боль и боль смерти старика ПРОГРЕЛОСЬ в них желание, нежное желание, но все же желание. Они ушли от стада далеко, и солнце ушло вместе с ними, и оно грело их, оно краснило их кровь друг к другу, оно грело радость ПЕЧАЛИ, что этот, которого она ждала давно и даже как будто знала всегда, уходит вместе с ней, а не прыгает на нее при всех, о, это ее желание быть одной со своим другом, одной, без зрителей, одной, чтобы не бояться показать всю свою нежность, которую всегда сдерживаешь, когда кто-нибудь слышит или видит тебя, это желание дрожало в ней морозной дробью в жаре солнца, которое ушло с ними и спускалось сейчас к ним все жарче и жарче, неторопливо жарче, постепенно открывая им самих себя, постепенно открывая в них яму холода, которую всегда надо будет пытаться закрыть-закопать, но никогда не суметь сделать этого до конца, потому что яма бездонна, ненасытно бездонна и беспокойна. Потом они остановились и напряглись, и души их рвались прочь из мохнатых шкур и рвались прочь к ЕДИНСТВЕННОМУ, который стоит рядом, к ОДНОМУ, конкретному ОДНОМУ, а не ко всем подряд в длинной очереди.

Потом Эдип покрыл свою ПЕЧАЛЬ.

И ему захотелось это сделать еще раз, и он сделал, и было очень хорошо и ему и ей.

Но, видно, трава ЯСЕНЕЦ не слишком хорошее средство для Эдипа, потому что он ведь уже не просто критский козел, он ведь уже ДРУГОЙ, и ему нужно другое лекарство от боли, которая опять открыла клювы, и птица-мать кормит птенцов, и крылья раскрыла копьями в сердце и печень Эдипа. Когда он делал ЭТО со своей ПЕЧАЛЬЮ, его вновь ударил запах, потому что он был близко к подруге, ближе, чем к земле, его ударил запах, знакомый запах, и он увидел белую овцу с печальными глазами и маленького малыша, который встает перед ней на плохие тонкие задние и вертит короткими передними перед носом, он увидел в этом своем запахе ее жаркое и покорное счастье, он увидел в своем запахе ее робкие соски для него, ее белое молоко для него, ее тепло. Это видение пробило Эдипа еще большей болью, чем открытые глаза старика, в которые он смотрел, и в которых видел, как старик подходит к нему, маленькому, и бьет его, и тащит сбросить с горы вниз, бросает, и он, Эдип, падает в страхе куда-то.