Смертию смерть поправ

Культивирование и раскрытие так понимаемой русской антропологии может осуществляться в рамках русской партии, которую еще необходимо срежиссировать и сыграть и которую тоже имеет смысл рассматривать только в системе метаполитики. Русская партия является метапартией в структуре метаигры и не имеет никакого отношения к реальным партийным организациям. В ее рамках должны рассматриваться удачные ходы по продвижению политики, раскрывающей русскую антропологию в системе межцивилизационного взаимодействия. Русская партия — это система удачных (гениальных) политических ходов, которые должны опознаваться в соответствии с определенным духовным архетипом. Политик может принадлежать любой партийной организации, разным конфессиям и разным национальностям, но разыгрывать русскую партию. Речь не идет о том, чтобы создать какую-то институцию, обозначив ее русской партией, в отличие от всех остальных нерусских партий, по всей видимости, понимаемых как партии измены и партии, представляющие чужие интересы (США, Израиля, Евросоюза и т. д.). Подобное амбициозное институциональное решение сразу же обессмыслит замысел, приведет к полной изоляции от реальной политической игры всех так называемых «русских» политиков и, более того, толкнет их на пустую мифологию крови и почвы в противовес реальности стяжаемых даров Святого Духа. Примером русской партии для Е.Л. Шифферса было взаимодействие А.С. Пушкина с русским царем Николаем I (см. пьесу Е.Л. Шифферса «Русское море»). Для нас примером некоторого сыгранного элемента русской партии стал бросок наших десантников в Приштину, сценированный замечательным военным дипломатом и политиком Л.Г. Ивашовым. Но при подобном подходе основная проблема состоит в том, чтобы осознать (сначала осознать), а потом и сценировать конкретные ходы, образующие русскую партию. Для этого и нужна метаполитика — чтобы определять их принадлежность определенному духовному архетипу и деятельностной задаче. Это отнесение ходов русской партии и антропологии субъекта, простраивающего эти ходы, к определенным мировым культуральным архетипам, как минимум Евразийским, является важнейшей задачей метаполитического анализа. Так, очень важно, например, осознать, что А.С. Пушкин после написания «Бориса Годунова» «в отличие от книжных императоров подвинулся к уровню „оккультного царя“, подлинного азиатского „кагана“»…(«Русское море»). Или другая характеристика: «…он обладает властью, он — царь тайны, он царит…». Как игрок русской партии, А.С. Пушкин, по мысли Е.Л., обладает целым рядом сверхспособностей: «Он считывает информацию в символических формах поверх всей шифровки. Он прикасается в трансе вдохновения к записям наших мыслей на эфире и считывает их!». Следует отметить, что в пьесе эти характеристики Пушкина как контригрока своей партии выделяют руководители трех католических монашеских орденов, планирующие его устранение. Очень важно, что подобные определения антропологии Пушкина совпадают с характеристиками антропологии властителя в Древнем Китае, выделенными в работах В.В. Малявина^[9], а также антропологией «чакравартина» — царя в Древней Индии, осуществляющего поворот колеса и сдвигающего ось истории на основе изменения архетипа традиционной антропологии. Е.Л. Шифферс использует здесь единый евразийский язык антропологических архетипов, который, конечно, еще должен быть символически дешифрован для предъявления русской антропологии задач ее культивирования. Это, скорее всего, некоторая программа, которая заложена в наследии Е.Л. Шифферса и должна быть специально реализована. Реализацией этой программы и должен заниматься Русский Университет и Институт опережающих исследований имени Е.Л. Шифферса.

Юрий Громыко