Смертию смерть поправ

Вместе с тем всеместность всеприсутствия и всеотзывчивость не являются каким-то благим пожеланием и абстрактным намерением. Реальное выпадение из духовных евразийских межцивилизационных контактов означает умирание русской антропологии. Именно поэтому нам так непосредственно (телесно) больно, когда сужается зона нашего влияния, происходит сдача американским геополитическим игрокам территорий нашего влияния. Совершенно очевидно, что подобная сдача определяется банкротством силовой Realpolitik и, видимо, в горизонтах бюрократической формально-правовой политики она неизбежна. Неясны цели и ценности: а ради чего удерживать контакты с территориями и народами, если американцы несут с собой гранты, Макдональдсы, шоу-бизнес? Попытка поверхностно американизироваться и выдать себя за американизм второго издания не получается. Американцы сами хотят присутствовать на всех территориях мира, утверждая, что они уже принадлежат специально сконструированной метакорпорации под названием «Вечность инкорпорэйтед». Бесперспективно и наивно и упование наших предпринимателей внезапно сверхразбогатеть и захватить собственность в других странах. Совершенно прав замечательный китаевед, философ и культуролог, давний собеседник Е.Л. Шифферса В.В. Малявин: подобные проблемы могут намечаться и впервые осознаваться не в бюрократической практике реальной политики, но в действительности метаполитики^[8]. Именно в действительности метаполитики могут выявляться и становиться предметом обозначения глубинные внутренние чаяния-надежды народа, которые обнаруживают свою реальность лишь в событиях межцивилизационной встречи. Но для того, чтобы эта встреча состоялась как зона совместного межцивилизационного продвижения, необходимо осознавать, с чем мы идем на эту встречу и к представителям какой духовной традиции мы идем. Но еще раз подчеркнем: если ни в какой встрече мы не участвуем и последовательно отдаем все свои традиционные исторические контакты (а мы их отдаем, поскольку дипломатическому истеблишменту непонятно, с чем идти на эту встречу!), мы умираем как русская антропология. В этой ситуации не менее губительным является стремление сохранить традицию (государственную, православную) через отказ от свершений в сверхбудущем, через подчеркивание, что все уже свершилось в прошлом и надо лишь хранить память о прошлом. Как справедливо указывает E.Л. Шифферс, подобная позиция связана с отказом от подвига веры. Он приводит слова Спасителя: «Верующий в Меня, дела, которые Я творю, сотворит, и больше сих сотворит». Подобная позиция подготовки к последним временам является специально программируемой смертью через абулию — паралич воли и разрушение готовности к новому стратегическому действию. Смерть русской антропологии означает изменение идентичности, которое и есть цивилизационная перевербовка — использование другого языка, других культурных расчленений и другой семантики. С этой точки зрения, русская антропология геостратегически и геполитически материальна и реальна, как и всякая телесность, и обнаруживает себя в межцивилизационных контактах. Другое дело, что в данном случае идет речь о совершенно особой символической телесности.