Смертная чаша весов

Была суббота, и это позволило мисс Лэттерли хорошенько выспаться. Проснулась она неожиданно, словно от удара, вспомнив, что вчерашним заседанием судебное дело не закончилось. По-прежнему оставалось неизвестным, кто убил принца Фридриха. Юридически, если не морально, Гизела продолжала оставаться пострадавшей стороной, а Зора – ее противницей, оклеветавшей ее и обвинившей в убийстве. У присяжных не будет иного выбора, кроме как найти для Гизелы приемлемое решение, а она уже ничем не рискует, если потребует возмещения нанесенного ей ущерба и компенсации судебных издержек. Оправдательный приговор не спасет ее репутации, которая уже погублена окончательно, и для нее будет нелишним каждый пенни, который удастся отсудить. Единственным утешением принцессы останется месть тому, кто повинен в крахе ее жизни.

Поражение же Зоры фон Рюстов может привести к тому, что против нее будет выдвинуто обвинение в убийстве принца!

Эстер решила надеть свое самое красивое платье из темно-красного бархата с черной отделкой у ворота. Она совсем не думала о том, что ее вид может иметь какое-либо значение в данном случае, просто женщина всегда следила за собой. Сделав прическу, которая была ей очень к лицу, и для пущей уверенности ущипнув себя за щеки, чтобы те порозовели, она приготовилась к выходу. Так солдат надраивает пуговицы и облачается в красный мундир, когда готовится к бою. Это была не только моральная подготовка, но и первый шаг к победе.

Медсестра приехала к Рэтбоуну довольно рано, в пять минут двенадцатого, но Монк был уже там. День был ненастный, однако в гостиной уютно горел огонь в камине, и было тепло. Зажженные лампы давали много света.

Уильям в темном костюме стоял у камина и яростно жестикулировал, словно что-то доказывая хозяину дома. Рэтбоун же сидел в огромном мягком кресле, вытянув и скрестив ноги в светло-коричневых безукоризненно отглаженных брюках. Как всегда в последнее время, его галстук был криво повязан, а волосы с одной стороны находились в полном беспорядке после того, как он провел по ним пятерней в полемическом задоре.

– Как молодой Олленхайм? – живо спросил Монк, окинув критическим взглядом порозовевшую Эстер и чуть нахмурившись. – Судя по твоему виду и спокойствию, он воспринял все довольно сносно. Бедняга… Нелегко узнать, что твоя мать сочла тебя обузой, мешающей ее амбициозным планам, и вначале решилась на аборт, а когда не вышло, то отказалась от тебя в ту же минуту, как ты издал первый крик… И все это тихо, без судов и скандалов на весь Лондон.

– Как баронесса? – в свою очередь поинтересовался Оливер. – Ей, видимо, нелегко, да и барону тоже.

– Думаю, что с ними будет все хорошо, – уверенно ответила женщина.

– Ты, видимо, довольна собой. – Сыщик казался раздраженным. – Разузнала что-нибудь ценное для нас?

Это было неприятным напоминанием о том, что их ждало впереди.

– Нет, – честно призналась Эстер. – Я просто радовалась за Роберта и Викторию Стэнхоуп. Но ты прав, я ничего ценного не узнала. А ты? – Она тоже села в кресло и, кинув взгляд сначала на Монка, а затем на Рэтбоуна, снова повернулась к детективу.

Тот тоже мрачно уставился на нее.

Адвокат же был слишком поглощен главной проблемой, чтобы растрачивать эмоции на пустяки.

– Мы, безусловно, заставили присяжных посмотреть на принцессу Гизелу иными глазами… – продолжал он прерванный приходом мисс Лэттерли разговор.

Уильям встретил эти слова отрывистым смешком.

– Но это ни в коей мере не подкрепляет обвинение Зоры какими-либо доказательствами, – осторожно добавил Оливер, нахмурившись и теперь уже игнорируя Монка и глядя только на Эстер. – Если мы хотим спасти Зору от обвинения в убийстве принца, мы должны найти того, кто убил его, и доказать его вину.

Говорил он так тихо, что его голос потерял свой привычный тембр. Мисс Лэттерли пугали нотки поражения, звучавшие в его голосе.

– Зора – патриотка, – развивал тем временем свою мысль Рэтбоун. – Она ненавидит Гизелу, и это понятно. Найдутся такие – и их будет немало, – кто станет утверждать, что в самый критический для страны момент Зора воспользовалась этим и попыталась убить принцессу. Но произошла роковая ошибка, и вместо Гизелы умер Фридрих… – Выражение лица у юриста стало окончательно убитым. – Признаюсь, я и сам мог бы в это поверить.

Сыщик угрюмо наблюдал за ним.

– Могли бы? – прищурился он.

Эстер молчала.

Рэтбоун тоже ответил не сразу, и некоторое время в комнате стояла почти полная тишина – лишь потрескивали угли в камине, тикали часы да по оконным стеклам барабанил дождь.

– Не знаю, – наконец растерянно признался Оливер. – Не думаю… Однако…

– Что – однако? – требовательно переспросил Монк, повернувшись к адвокату. – Что?

Хозяин дома бросил на него испуганный взгляд и хотел было возразить, поскольку Уильям буквально допрашивал его, словно свидетеля в суде. Однако юрист промолчал. Увидев, как он быстро стушевался под жестким напором детектива, Эстер забеспокоилась, понимая, как расстроен ее друг.