Смертная чаша весов

Все сидящие в зале словно по команде сделали глубокий вдох. Не удержавшись, взвизгнула какая-то женщина. Проявили беспокойство и присяжные.

Зора нахмурилась и нервно выпрямилась на стуле.

А принцесса Гизела по-прежнему оставалась невозмутимой. Без кровинки в лице, она была похожа на мраморную статую.

Сэр Оливер, сунув руки в карманы, с печальной улыбкой продолжал стоять перед свидетелем.

— На тот случай, если в последнее время вам не приходилось вспоминать, что это за симптомы, доктор, позвольте мне перечислить их — если не для вас, то для суда. Вот они: головокружение, диарея, то есть понос, расширенные зрачки, боли в желудке, рвота, слабость, бледная кожа, судороги, потеря сознания и смерть.

Галлахер закрыл глаза, и Рэтбоуну показалось, что он пошатнулся.

Судья внимательно смотрел на доктора.

Один из присяжных, не выдержав напряжения, прикрыл лицо рукой.

Гизела же была похожа на человека, потерявшего все, ради чего ему хотелось жить.

На галерке тихо плакала все та же нервная женщина.

Лицо Зоры было искажено страданием. Видимо, она заново пережила боль и отчаяние того рокового дня.

— У него не было диареи, — медленно произнес свидетель. — Возможно, она была до моего приезда и мне об этом не сказали. Но не было и конвульсий.

— А расширенные зрачки, доктор Галлахер? — с придыханием от волнения спросил Рэтбоун, чувствуя, как кровь стучит у него в висках.

— Да… — почти шепотом признался врач и снова раскашлялся. — Да, да, у него были расширенные зрачки. — Вид у бедняги теперь был подавленный.

— Разве это симптомы внутреннего кровотечения?

В вопросе Оливера не было и тени сарказма, да ему было и не до него. На месте Галлахера мало у кого возникло бы подозрение в отравлении.

— Нет. Конечно, нет, — произнес, словно выдохнув, медик.

Галерка снова взбудоражилась.

Судья, насторожившись, не спускал взгляда с Рэтбоуна.

— Доктор Галлахер, — в полной ожидания тишине начал Оливер. — Вы по-прежнему считаете, что принц Фридрих умер от внутреннего кровотечения, вызванного увечьями, которые он получил, упав с лошади?

Присяжные как по команде уставились сначала на принцессу Гизелу, а затем на ее оппонентку.

Зора, сжав руки, еще больше подалась вперед.

— Нет, сэр, не считаю, — ответил врач.

На галерке послышался крик. С плакавшей женщиной случился обморок, и все сидевшие рядом с ней повскакивали с мест, пытаясь помочь бедняжке.

— Ей нужен воздух! — выкрикнул мужской голос.

— Дайте ей нюхательную соль, — советовал другой.

— Где судебные приставы, позовите их! Воды!

Судья терпеливо ждал, когда потерявшей сознание даме окажут посильную помощь, а затем, потребовав тишины, попросил Рэтбоуна продолжить допрос свидетеля.

— Благодарю, ваша честь, — вежливо ответил адвокат и опять повернулся к медику: — Итак, теперь, по истечении достаточного времени, можете ли вы сказать, не прибегая к новым расследованиям, что, по вашему предположению, могло стать причиной смерти принца Фридриха, доктор Галлахер? Какое теперь вы могли бы вынести заключение? Мы, разумеется, понимаем, что это только предположение.

Галерка затихла, позабыв о слабонервной даме, упавшей в обморок.

— Я полагаю, сэр, что смерть могла наступить от отравления тисовой настойкой, — с трудом вымолвил свидетель. — И я крайне сожалею, что не смог определить этого сразу же. Приношу свои извинения принцессе Гизеле и суду.

— Я думаю, ни один из разумных людей не упрекнет вас, доктор, — искренне сказал Рэтбоун. — Мог ли кто предположить, что в доме всеми уважаемого аристократа кто-то может умереть от отравления? Я лично не могу себе этого представить, и если кто скажет обратное, я готов с ним поспорить.

— Благодарю вас, сэр, — вымученно произнес Галлахер. — Вы так великодушны, сэр Оливер. Но медицина — это мой долг и мое призвание. Я должен был обратить внимание на зрачки больного, обязан был быть более внимательным и заметить любое отклонение от нормы.

— У вас хватило смелости сказать это сейчас, доктор, и мы вам признательны за откровенность. Это все, о чем я хотел спросить вас.

Харвестер поднялся. Он был бледен и уже не столь уверен в себе. Исчезла легкость и непринужденность в его движениях.

— Доктор Галлахер, вы полагаете, что яд тисового дерева мог быть причиной смерти принца Фридриха? Не скажете ли вы нам, каким образом он был им отравлен?

— Принц мог принять его внутрь, — ответил свидетель. — С едой или питьем.

— Он приятен на вкус?

— Не знаю, но думаю, что нет.

— В каком виде он мог быть принят? В виде жидкости, твердой массы или в виде листьев или плодов?

— В виде настойки, добытой из хвои или коры тиса.

— Не в виде плодов?

— Нет, сэр. Странно, но плоды тиса — это единственное, что не ядовито в этом дереве. К тому же принц Фридрих умер в мае, когда деревья еще не плодоносят, в том числе и тис.

— Вы сказали о настойке? — переспросил Харвестер.

— Да, — подтвердил Галлахер. — Никто не стал бы есть хвою или кору дерева.

— Для этого кто-то должен был собрать хвою и содрать кору, а затем сварить их. На что потребовалось бы немалое время?

— Да.