— Все дни походили один на другой, менялись лишь детали, — ответила фон Рюстов. Выпрямившись и откинув назад голову, она смотрела с высоты свидетельской трибуны на судейский стол. — Мы ели, пили, совершали прогулки в экипажах… Проводили соревнования на лучшего наездника или наездницу, отправлялись на пикник или же устраивали вечеринки. Играли в крокет. Мужчины охотились. Пару раз совершались лодочные прогулки… Еще мы гуляли по лесу или в саду. В дождь или в особенно холодную погоду беседовали, музицировали, читали или смотрели собрание живописи в поместье. Мужчины играли в покер, бильярд или просто курили, затевали азартные игры, делали ставки все равно на что: кто выиграет в карты, кто из слуг первым откликнется на звонок и прочую ерунду. По вечерам устраивались концерты, ставились пьески, или же мы снова возвращались к играм.
— И все это время принц Фридрих и принцесса Гизела продолжали быть нежно любящей парой, как вы нам их представили?
— Да.
Харвестер не выдержал и встал, чтобы заявить протест.
— Ваша честь, это вторжение в частную жизнь; кроме того, свидетельства бездоказательны и не имеют отношения к делу.
Однако Рэтбоун не прервал допрос — он повысил голос так, что заглушил протест своего коллеги:
— Графиня фон Рюстов, после несчастного случая вы навещали принца Фридриха?
— Всего один раз, — сказала свидетельница.
— Пожалуйста, опишите нам его спальню.
— Ваша честь!.. — негодующе вскричал Харвестер.
— Это имеет прямое отношение к делу, ваша честь, — перебил его Оливер. — Я заверяю суд, что это очень важно!
Судья застучал молотком, призывая адвокатов к порядку, но его никто не слушал.
Эшли не мог допустить, чтобы ему таким образом заткнули рот: он вышел на середину зала и встал перед своим оппонентом.
— Ваша честь, показания свидетельницы опровергнуты самими обстоятельствами, — вновь обратился он к председателю суда. — Слушается ее дело, она — заинтересованное лицо. Все, что она собирается здесь сказать, не является…
— Нельзя опровергнуть то, что еще не сказано! — выкрикнул вышедший из себя Рэтбоун. — Мы должны дать ей право защитить себя…
— Но не за счет… — протестуя, перебил его Харвестер.
Судья поднял руки.
— Тихо!
Оба адвоката подчинились и наконец умолкли.
— Мистер Рэтбоун, — уже спокойным тоном произнес судья. — Я надеюсь, что вы, сэр Оливер, не добавите новых осложнений к и без того опасному положению вашей подзащитной.
— Нет, ваша честь, я этого не сделаю! — горячо заверил его адвокат Зоры. — Графиня фон Рюстов не скажет ничего, что не может быть подтверждено показаниями других свидетелей…
— Значит, ее показания не так важны, как вы заявили суду! — воскликнул Эшли. — Если их могут подтвердить другие свидетели, не лучше ли выслушать их? — Его лицо засветилось торжеством.
— Пожалуйста, мистер Харвестер, сядьте на место, — решительно велел ему судья. — Графиня фон Рюстов продолжит давать показания, и у вас будет возможность тоже задать ей вопросы. Если же она позволит себе какие-либо замечания, способные причинить ущерб интересам вашей клиентки, вы имеете право заявить протест, как сделали только что. Продолжайте, сэр Оливер. Только не тратьте наше время и не пытайтесь заставить нас выносить моральные суждения о вещах и поступках, не имеющих отношения к смерти принца Фридриха. Ваша подзащитная должна подкрепить доказательствами свое ужасное обвинение. Это единственное, что может спасти ее. Вы меня поняли, сэр Оливер?
— Да, ваша честь, — кивнул Рэтбоун. — Графиня фон Рюстов, прошу вас, опишите нам апартаменты, которые занимали принц Фридрих и принцесса Гизела в доме лорда Уэллборо, когда принц занемог.
В зале послышался шепот, свидетельствующий о разочаровании. Все ждали услышать о чем-то более волнующем и пикантном.
Даже Зора была несколько озадачена, однако послушно выполнила просьбу адвоката:
— У них были спальня, гардеробная и гостиная. И разумеется, туалетная комната и ванная, но там я не бывала. Не была я и в гардеробной. — Свидетельница бросила взгляд на своего адвоката, чтобы узнать, сказала ли она все, что он хотел услышать.
— Опишите, пожалуйста, гостиную и спальню, — кивком разрешил ей Рэтбоун.
Харвестер начал терять терпение, и даже судья уже выказывал беспокойство. Присяжные же явно были в растерянности. Внезапно трагедийный накал слушаний превратился в привычную судебную банальность.
Зора недоумевающе заморгала глазами.
— Гостиная была достаточно большой. Два эркера, окна выходят на запад, кажется, в какой-то затейливый садик… — начала она рассказывать.
— Ваша честь! — Эшли снова вскочил с места. — Какое это имеет отношение к нашему слушанию? Не собирается ли мой ученый коллега доказать, что принцесса Гизела каким-то образом через окно спускалась к тисовой аллее? Все становится сущим абсурдом, и это уже точно злоупотребление временем и умственными способностями суда!